Вскоре она выезжала из старинного переулка на Центральную улицу, сосредоточенно глядя на дорогу.

* * *

Резник ворвался в кабинет без стука. За ним степенно вошла миловидная блондинка. Юмашева сначала не узнала ее, слишком невероятные изменения произошли с ней за прошедшие сутки. Сочный макияж с ярко-голубыми тенями под надбровными дугами, ярко-рябиновая помада на губах, угольные стрелки на веках, завитая челка на лбу, весь этот художественный антураж делал женщину какой-то выпуклой и одновременно симпатичной. «Надо же, макияж у нее, как у главной солистки “Лицедеев”, а выглядит вполне безобидно, даже, можно сказать, заманчиво и сексуально», — Юмашева внимательно смотрела на раскрашенное лицо, пытаясь разглядеть человека в блондинке.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась Юмашева.

— Здравствуйте, — с непомерным чувством собственного достоинства ответила блондинка, по-свойски усаживаясь рядом с ней.

— Слава, вы уже поговорили? — спросила Гюзель Аркадьевна у Резника, оставшегося стоять возле двери. Он иронически улыбался, поглядывая на женщин.

— Нет, еще не успели толком поговорить. Гюзель Аркадьевна, мне уезжать надо. Начальник управления срочно вызывает, — извиняющимся тоном сказал Резник и открыл дверь. — Как освобожусь, сразу подъеду, — крикнул он уже из коридора.

— Как вас зовут? — спросила Юмашева блондинку. Вдруг вспомнила, что в управление должна была ехать она. Если срочно вызвали Резника, значит, все равно разговор пойдет о проблемах отдела. «Не дай бог, если Резника отстранят от кураторства и поменяют на другого инспектора, не дай бог, — подумала она, — тогда мне обеспечена пропасть, точно пропаду, видит бог, пропаду».

— Марина Евгеньевна Полетаева, — блондинка широко улыбнулась рябиновыми губами.

— Марина Евгеньевна, вы догадываетесь, какие вопросы я хочу вам задать? — тоска, внезапно навалившаяся на нее, не проходила, и Юмашева приложила правую руку к левой стороне груди, пытаясь этим жестом унять ноющую боль.

— С сердцем плохо? — спросила Полетаева.

— Нет, с сердцем у меня хорошо, слишком хорошо, — делано засмеялась Гюзель Аркадьевна. — Так вы догадываетесь или точно знаете, какие вопросы вам будут задавать?

Она слегка отодвинулась от Полетаевой. «Резник ехидно улыбался, разглядывая нас. Мы с этой Мариной такие разные, и все равно мы обе — женщины», — подумала Юмашева, прислушиваясь к бешеному перестуку в левой стороне груди.

— Знаю, точно знаю. Ко мне уже приходили, спрашивали, но я сказала, что никого не видела, ничего не слышала. — Полетаева беззастенчиво разглядывала Юмашеву с головы до ног.

«Пялится на меня, как на манекен. Словно в первый раз в жизни видит женщину-начальника», — думала Гюзель Аркадьевна, изнемогая от какого-то странного предчувствия. Она кожей ощущала, что скоро сбудется что-то невероятно-плохое, но что?

— А кто приходил? Он представился, документы показывал?

— Нет, не представился, документов не показывал, но пригрозил, дескать, если что знаешь да скрываешь от меня, плохо тебе будет, — Полетаева оживилась.

«Она не из трусливых, — думала Гюзель Аркадьевна, глядя на рябиновые пухлые губы, двигавшиеся в бешеном ритме, — наоборот, будет сидеть и с нетерпением ждать, когда к ней придут разбираться, уж тогда она им всем покажет, где раки зимуют».

— Сможете ли вы опознать этого человека? И попытайтесь вспомнить, кого вы видели в день убийства, — Юмашева прошла к столу и включила диктофон.

— Приметы помню. А в день убийства видела вот что — приехала синяя «Нива», из нее вышел парень в черной шапочке и черной куртке, вошел в подъезд, потом раздался выстрел, дверь открылась, парень вышел из подъезда, сел в «Ниву» и уехал.

— Он сам был за рулем? — Юмашева решила включить второй диктофон. «На всякий случай, вечно меня эта техника подводит, отключается сама собой», — она старалась не встречаться взглядом с Полетаевой, чтобы та не догадалась о сердечном приступе, беззастенчиво терзавшем левую половину тела Гюзели.

— Нет, за рулем сидел другой, но я не разглядела его. Стекла в «Ниве» были тонированные. И номера не видела, я бы запомнила. «Нива» стояла боком, не разглядела. — Полетаева разволновалась. Она замахала руками и повернулась лицом к свету, и лишь тогда Юмашева увидела, что макияж делает ее лицо безобразным, клоунским, ненастоящим, словно это нелепое лицо случайно забрело в отдел полиции с какого-то бесовского карнавала.

— Насколько я понимаю, вы сможете опознать двух человек; того, кто приходил к вам и угрожал, и того, кто входил и выходил из подъезда Кучинского в день убийства?

— Да-да, — Полетаевой явно не нравились назойливые вопросы, — смогу опознать. И фоторобот могу составить, приметы хорошо запомнила.

— Это хорошо, это очень хорошо. Марина Евгеньевна, у вас есть время? Сейчас пойдет машина в экспертное управление, может, вы съездите с нашими сотрудниками, чтобы составить фоторобот?

— Есть-есть, меня предупредил Владислав Алексеевич.

— Кто-кто предупредил? — испуганно спросила Юмашева.

— Владислав Алексеевич. — Полетаева удивленно выгнула подчерненные брови, и без того выгнутые дугой.

— Ах, да-да, Резник, — улыбнулась Юмашева и спрятала полыхнувшее лицо в бумаги.

«Забыла, что у Резника есть имя, простое человеческое имя — Владислав Алексеевич».

Юмашева нажала кнопку селектора и спросила:

— Петров уехал? Нет еще? Тогда пусть возьмет с собой еще одну попутчицу, да, у меня в кабинете. Надо фоторобот составить. Два фоторобота.

— Марина Евгеньевна, в машине ни с кем не разговаривайте, мало ли что. Вам придется много и долго разговаривать с экспертом, поберегите силы. Когда закончите составлять портреты, вас отвезут по любому адресу, который вы назовете.

— Никакой адрес я называть не буду, пусть меня домой отвезут, — обидчиво поджала губы Полетаева.

— Вас обязательно отвезут домой, я сейчас же договорюсь с руководством экспертного управления.

Петров, уже одетый, в серой зимней шапке и теплой куртке-плащовке проворно забежал в кабинет, подхватил под руку Полетаеву, и, громко смеясь, они вышли из кабинета, шумно топоча ногами. Звуки смеха, дружный топот ног еще долго раздавались в гулком коридоре.

«Это надо же, какая крепкая дружба вдруг у них возникла, — Юмашева усмехнулась и уставилась на телефонный аппарат. — Кому первому позвонить? Андрею, министерскому генералу или экспертному начальнику? Может, на спичках кинуть? Все, шутки в сторону».

— Борис Иваныч, привет, Юмашева. Сейчас к тебе привезут одну прекрасную блондинку, составь фоторобот. Точнее, два фоторобота, это по убийству Кучинского. А когда закончат с портретами, отвези ее домой. Как звать? Марина Евгеньевна Полетаева. У тебя много народу на очереди? Много. Ну, ладно, извини, что побеспокоила, но, прошу тебя, мою блондинку пропусти первой через твою мясорубку. У меня испытательный срок. Ровно месяц. Слышал уже? Вот и хорошо, что слышал… Значит, договорились. Век не забуду твоей заботы. Помнишь, как Фаина Раневская обещала: «Оз-з-золочу!» Да-да, процесс «озолочения» состоится как раз двадцатого числа, в день получки. Ты рассмешил меня, Иваныч! Пока-пока.

Она посмотрела на телефон и набрала номер, долго вслушиваясь в далекое переменчивое эхо радиоволн.

— Соедините, пожалуйста, с генералом Николаевым.