Итак, перед автором «Ужина в Бокере» открывается манящий путь к славе. «Если летом 1793 г. капитан Буонапарте ставит свое перо на службу якобинской республике, то осенью под Тулоном он защищает ее с оружием в руках»[234]. К концу сентября того года Наполеон был уже на боевых позициях под Тулоном. «Там возьмет его История, чтобы уже не оставлять. - гласит “Мемориал” Э. Лас Каза. - Там начинается его бессмертие»[235].

Тулон к концу XVIII в. был одним из богатейших городов Франции и к тому же одной из сильнейших крепостей в мире. «Арсенал Франции», - так определил его значимость Вальтер Скотт[236]. Другой из ряда самых авторитетных англичан - биографов Наполеона - Дэвид Чандлер развивал мысль Скотта: «Тулон был не только важнейшим военно-морским арсеналом Франции, но и ключом к французскому господству в Средиземном море . В Париже понимали, что если не вернуть Тулон, то неизвестно, куда дальше может расползтись пламя мятежа, уже ярко полыхавшее в Вандее. Другими словами, Тулон был теми весами, на чаше которых лежала жизнь Республики»[237].

Понятно поэтому, насколько страшным ударом для Французской республики оказалась потеря Тулона. В ночь с 27 на 28 августа 1793 г. местные власти, где задавали тон жирондисты и даже роялисты, предали Республику, устроив бунт всех недовольных политикой Национального Конвента - от голытьбы до аристократов. «Изменили не одни только аристократы, - читаем об этом в фундаментальном труде Жана Жореса. - Рабочие Арсенала, которым надоело получать заработную плату обесцененными ассигнатами, сдались ради оплаты в золоте. Так враг сначала доводил людей до нищеты, а затем на эту нищету прививал измену»[238]. «Эскадру, порт, арсенал, город, форты - все они сдали врагам Франции», - вспоминал Наполеон много лет спустя[239].

За поддержкой устроители бунта обратились к английскому и испанскому флотам, эскадры которых курсировали вблизи французского побережья. «Враги Франции» охотно откликнулись на такое обращение и высадили в Тулон многочисленный десант из английских, испанских, а также сардинских и неаполитанских моряков. На Тулонском арсенале был поднят флаг, но даже не с лилиями Людовика XVI, а с крестом адмирала С. Худа - командующего английской эскадрой[240]. Кстати, 64-пушечным линейным кораблем «Агамемнон» в составе этой эскадры командовал тогда еще не успевший прославиться Горацио Нельсон.

Комендантом Тулона стал английский лорд В. Мюльграв. Под его руководством англичане начали воздвигать под городом новые укрепления, чтобы плотнее закрыть вход в гавань и, «очевидно, намереваясь, - как предположил Т. Карлейль, - сделать из Тулона новый Гибралтар»[241]. Главный из фортов, который контролировал вход в гавань и выход из нее, был назван именем Мюльграва, а сам Мюльграв называл его Малым Гибралтаром. Кстати, из настоящего Гибралтара вскоре прибыл в Тулон с подкреплениями генерал-лейтенант Чарльз О’Хара, который принял командование над всем гарнизоном крепости. Среди его помощников выделялся способностями и энергией Уильям Сидней-Смит - будущий адмирал и фанатичный враг Наполеона, а пока старший офицер английского флота.

К тому времени, когда капитан Буонапарте прибыл в распоряжение генерала Ж. Ф. Карто - главнокомандующего республиканской армией, которая осаждала мятежный Тулон, - соотношение сил было таково. Генерал Карто имел 12 тыс. солдат. Ему были приданы еще 5 тыс., выделенных из Итальянской армии, под командованием генерала Ж.-Ф. Лапуапа (кстати, главного долгожителя из всех французских военачальников XVII-XIX вв.: он проживет без малого 93 года). Численность тулонского гарнизона не превышала 15 тыс. человек[242].

Поскольку осада Тулона затягивалась, что мало радовало республику, Национальный Конвент, теряя терпение, начал менять главнокомандующих. Жан Франсуа Карто (1751-1813) - «художник» (как его называли), в прошлом жандарм, а потом то ли живописец, то ли маляр, был в качестве военачальника совершенным невеждой. «Он ничего не понимал ни в крепостях, ни в осадном деле», - вспоминал о нем Наполеон на острове Святой Елены[243]. Зато о себе Карто был преувеличенно высокого мнения, что и демонстрировал всем своим видом: «Весь с головы до ног раззолоченный, надутый революционною спесью, он расхаживал в кругу офицеров и комиссаров, как петух в курятнике»[244]. К юному капитану-артиллеристу Буонапарте «раззолоченный» генерал относился не без симпатии (шутливо называл его «капитан Пушка»), но едва ли тогда знал ему цену.

«Революционную спесь» Карто и его невежество в том, что касалось военного искусства, Наполеон смог ощутить в полной мере, когда излагал на совете у генерала свой план освобождения Тулона. «Вещее ясновидение, которое составляло существо его военного гения»[245], подсказало ему верный ход мысли и дела: единственный ключ к Тулону - форт Эгийет, который господствовал над входом в гавань. «Надо взять Эгийет, и не пройдет недели, как мы будем в Тулоне», - говорил Наполеон генералу Карто еще до совета, а на совете взял карту, показал генералу, где форт Эгийет, и воскликнул: «Вот где Тулон!» Карто снисходительно улыбнулся, подтолкнул локтем сидевшего рядом с ним комиссара и шепнул ему: «Малый, похоже, не силен в географии»[246].

23 октября Карто был уволен с поста главнокомандующего под Тулоном. Вместо него Конвент прислал генерала Франсуа Амедэ Доппе (1753-1800). То был, подобно Карто, не столько военный, сколько художник своего рода: медик по образованию и беллетрист, сочинитель романов. «Такой же невежда в области военного искусства», - вспоминал о нем Наполеон, сравнивая его с Карто, а к тому же еще «враг всех людей, у которых замечался какой-либо талант»[247].