— Серафима. — Теплые руки Зорина приподняли меня за плечи, сжали, обняв.

— Барышню Абызову выведете черным ходом, — командовал Брют. — Семен Аристархович, сопроводите моих охламонов да поколдуйте там для сохранности. Мороком, что ли, прикрыть? Прокопенко, коридорных всех к нам в холодную да придумай за что. Если хотя бы в одной газете я завтра про убийство в этой гостинице прочту…

Иван увел меня по коридору, мы спустились ободранными лестничными пролетами и оказались во внутреннем дворике.

— Ты как? — Застегивая на мне шубу, чародей заглядывал в лицо.

— Домой не хочу, — тоненько пожаловалась я. — Перед Натальей стыдно.

— Ну не ты же Аркадия…

— А кто? Вот мне теперь очень интересно, как подданной нашей великой империи, что на полицейские службы должна полагаться, кто моего родственника порешил? И кто расследовать сие преступление станет?

— Разбойный приказ, — пояснил Зорин несколько смущенно.

— Когда через неделю в канаве труп найдется?

Слезы высохли, зато возмущение рвалось наружу. Я топнула ногой, но каблук лишь увяз в снегу, нужного звука не вызвав. Поэтому я толкнула в грудь собеседника:

— Что ты на это скажешь?

Иван даже не пошатнулся, поймал мою руку и поцеловал запястье в разрезе перчатки:

— Вечером все расскажу. Придешь?

Теплое дыхание на запястной жилке запустило во мне привычное любострастие, поэтому руку я выдернула:

— У меня, господин Зорин, все вечера женихом заняты. Да и вы беседовать сегодня не со мной будете, а с Натальей Наумовной.

— Всенепременно. Как раз собирался барышне Бобыниной сообщить, что играть роль ее поклонника более не могу.

— Играть? — В тоне моем сквозило разочарование. — Ты все же с нею играл!

— Скорее подыгрывал. — Иван потащил меня со двора. — Сейчас, когда брат Наталье Наумовне угрозы не представляет…

— Подыгрывал? То есть с ее согласия?

— По ее решению.

— Зорин, — проворковала я, потянув его за рукав, — ты меня сейчас своими односложными ответами из себя выведешь. А я когда не в себе…

— Ты всегда не в себе. — Иван быстро чмокнул меня в нос. — Ты, может, в себе и не бывала ни разу, бешеная. Но на всякий случай многосложно сообщаю тебе, что жениховство с барышней Бобыниной было притворным как с ее, так и с моей стороны, что длиться оно должно было до момента, когда Аркадий Наумович перестал бы угрозу для своей сестры представлять, что она думала, что сей светлый миг настанет после женитьбы братца Аркадия, а я знал, что не позднее сеченя Мамаев злодея арестует. Достаточно многосложно?

— И теперь, когда Аркадий мертв… — Я замотала головой. — Не получится. Во-первых, о том, что кузена с нами более нет, мы никому рассказывать не должны, Брют с нас головы поснимает. А во-вторых, бросать девицу в такой момент — бесчеловечно.

— Во-первых, я не собираюсь рассказывать Натали об убийстве, во-вторых… Я совсем запутался. Значит, так, Фима. Сейчас я тебе объясню, как все будет. Ты здесь, я тебя люблю и не буду более скрываться.

— Натали опечалится!

— Да почему я должен за ее печаль отвечать?

— Потому что у меня и так все в этой жизни есть, а у нее никогда ничего не было, только брат беспутный, и того убили.

— А я тут при чем? — осторожно спросил Иван. — Ну в этой твоей многослойной повинной комбинации? Чего я у твоей кроткой родственницы отобрал? Я, Фима, не приз драгоценный, а живой человек, со своими желаниями.

— Но мы должны…

— Ничего я барышне Бобыниной не должен, — отрезал Зорин. — А вот ты должна, но не ей, а мне. Прельстила добра молодца, отвечай за это.

В голове у меня происходило нечто, походившее на перекатывание сухого гороха в погремушке, фразы рассыпались бессмысленным треском.

— Совсем ты меня запутал, Ванечка, — полезла я целоваться.

— А ты меня истерзала… Как представлю тебя с другими…

— Чего? — Я отстранилась, сразу осознав, что стою я в захламленном заднем дворе низкосортной гостиницы, что холодно, что на карнизе дурындой орет зимняя птица. — С какими еще другими?

— По которых твой учитель мне поведал. — Зорин поморщился. — Я пытаюсь с этим свыкнуться, Серафима, памятуя о твоей стихии, которая провоцирует страсть, но пока не особо преуспел.

— Что именно он тебе сказал?

— Что с другими делить придется, что восемь у тебя нынче сожителей, ты среди них девятая.

— А про то, что с одним из тех восьми ты знаком, Гуннар, конечно, упомянуть забыл? Вот ведь, старый… гм… шутник. — Я взяла чародея под руку. — Давай, вези меня домой, Болван Иванович. Голодный он там, наверное, сожитель, с которым ты меня представлял.

— Это не люди? Кошки?

— Сонные коты, — поправила я торжественно. — Я Гуннаров круг открываю, я закрываю. И вообще, сильная и независимая женщина, с восемью-то котами.

Когда мы ехали домой, я велела извозчику заложить крюк, чтоб проехать мимо пешеходного мостика с крылатыми статуями.

— Видишь? — говорила я Ивану. — Их тут на самом деле не четыре, а вдвое больше, потому что отражение в воде зеркально. До весны поверь мне на слово, а как лед сойдет, убедишься сам. Когда пересекаешь реку, у начала моста открываешь, сходя с него — размыкаешь круг или наоборот, потому что, в сущности, не важно, внутрь или вовне направлено движение.

— Твое чародейство особенное, — сказал Зорин. — Оно не похоже на привычные арканы либо нити силы.

— Поэтому сновидцы особняком от прочих стоят, — кивнула я. — А еще потому, что с тонким миром работать могут, а еще… Ах, поскорее бы здесь все закончить, мне столько еще тайн познать предстоит!

После моих слов Иван отчего-то погрустнел. До Голубой улицы мы молчали, каждый думал о своем.

Уже переодеваясь в спальне, я заметила, что потеряла где-то мамаевскую звездочку-подвеску, наверное, цепочка соскользнула с шеи, когда Зорин снимал мне через голову сорочку.

Гаврюша поел и опять попросился гулять.

— Умучиться с тобою можно, — вздохнула я, распахивая балконную дверь. — А станет вас больше, хоть швейцара для открываний-закрываний нанимай.

Кот ответил «авром», нисколько мне не сочувствуя.

Велев Мартам подать мне писчие принадлежности, я составила письмо банковскому агенту и отправила обеих отнести послание. Мне нужен дом здесь, в Мокошь-граде. Достаточно большой, чтоб с удобством разместить всех «сожителей», городской, но окраинный, и чтоб прилегало к нему довольно земли, парк либо луг для кошачьих прогулок. Все это я изложила в письме, указав также, что интересует барышню Абызову Цветочная улица, что на другом берегу Мокоши, и что, ежели какая-нибудь из тамошних вилл сдается либо торгуется, Серафима Карповна эту возможность с радостью рассмотрит.