Мой коллега и я, мы оба думаем, что Каролина вовсе не пропала. Вы понимаете, что я хочу сказать?

Сандрина отвечает лишь:

– Пожалуйста, можно мне выйти?

И ее собеседница вздыхает.

Она неловко вылезает из машины. Все, что наговорила ей эта женщина, жужжит у нее в голове, как гигантское черное насекомое. Оглушительное, невыносимое жужжание… Эта женщина лжет! Зачем она лжет, зачем преподносить уже известную историю, уродуя ее, искажая до ужаса. Сандрина знает, что это неправда, муж все рассказывал ей. Он плакал и ничего не утаил, вывернул душу наизнанку, и она долго гладила его влажные от слез щеки и клялась себе, что позаботится о нем, потому что любит его, потому что он тоже любит ее, а люди не врут, когда любят друг друга. Эта тощая полицейская не любит ее мужа, значит, она врет!

Сандрина переводит дух. От свежего воздуха ей делается лучше, но от ощущения, что виски сдавлены тисками, избавиться не удается. К счастью, следовательница ничего больше не говорит, и вообще-то они приехали сюда не для этого, спохватывается Сандрина, пока они идут от машины к отделению.

В холле тихо и спокойно. Полицейская бегло осматривает сидящих на стульях людей, потом достает свой значок и идет к окошку. Тоном сердечным, но властным она просит принять Сандрину как можно скорее.

Врач в кабинете ведет себя любезно, а когда до нее доходит, что больная по чистой случайности попала к ней в сопровождении полицейской, она вежливо, но уверенно выставляет последнюю за дверь. В коридоре слышатся голоса, две женщины явно возмущены, и Сандрина слышит несколько раз: «Я все понимаю, но…», что на самом деле означает «Да пошла ты…». Теперь полицейская ждет снаружи, но из-за этой интермедии Сандрина проникается к докторше симпатией, хотя прежде она никогда не имела дела с врачом-женщиной и в глубине души не может отделаться от представления, что мужчины больше знают и умеют.

Ей предлагают проследить глазами за указательным пальцем, постараться не моргнуть, когда светят в зрачки очень яркой лампой.

– Обмороки, как часто?

– Нет, но головокружения несколько раз за последнее время. И еще тошнота… нет, проблема не в тошноте, а в кофе, который пахнет странно – тунцом.

– Тунцом? – переспрашивает врач, и ее брови взлетают вверх, а Сандрина смущается, отнекивается, извиняется.

Она не любит врачей, не любит повышенного внимания к себе, не любит беспокоить, не любит, когда ее обсуждают. Врачи всегда торопятся, и потом она всегда оказывается сама виновата: нужно больше спать, меньше пить, чаще ходить пешком, есть то-то и то-то. Что бы там ни было, Сандрина никогда не говорит всей правды, особенно с тех пор, как старик, которого приводила к ней мать, когда она в самом деле бредила от высокой температуры, увидел у нее на теле синяки и ничего не сказал, ничего не сделал, а только пощупал ее крохотные соски под тем предлогом, что ему надо что-то там проверить. Разумеется, она никогда об этом не заговаривала, случаются вещи куда более серьезные, но тихий голос, тот, что бывает злобным, тот, который она старается не вспоминать, потому что он может навлечь на нее неприятности, в тот день прорычал: Твою ж мать, за каким лешим он трогал грудь у четырнадцатилетней девчонки с насморком?

На тунца Сандрина машет рукой, как будто не то сказала или пошутила, но врач улыбается, терпеливо ждет и спрашивает:

– Тунцом? То есть вы варили кофе и вдруг запахло тунцом? Или сам кофе пахнет, как тунец?

Она пытается объяснить, хоть ей и хочется поскорее все закончить, ведь в это самое время в ее доме Анн-Мари подает на стол.

– Хм… – продолжает докторша, – могу я вас попросить лечь?

Странная формулировка, думает Сандрина, с пациентами так не разговаривают, им говорят: «Раздевайтесь, раздвиньте ноги, здесь больно? Хорошо, это только стресс, одевайтесь, я чеков не принимаю». Она застывает от удивления и неуверенности, а докторша продолжает:

– Я бы хотела вас осмотреть. Меня интересуют ваши лимфоузлы и живот.

Сандрина ерзает на кушетке, покрытой жесткой бумажной пеленкой. Женщина просит ее приподнять футболку, говорит, что сейчас прощупает живот, но сама пока что копается в ящике стола.

Уф, можно перевести дух. Ноги, коленки с болячками ей всегда стыдно показывать, слава богу, в этом нет необходимости.

Погремев металлическими инструментами, докторша недовольно фыркает:

– Черт, они не пополнили… ладно, подождите, я сейчас вернусь. – И выходит, оставив Сандрину лежать на кушетке.

Когда дверь приоткрывается, Сандрина видит ту женщину из полиции; она с любопытством заглядывает в кабинет, смотрит на ее тело, на черный топ под блузкой, на оголенный живот… Что с ней, с этой женщиной? Что она вынюхивает? Странная она, однако.

Затем Сандрина видит, как полицейская останавливает возвращающуюся докторшу, что-то говорит ей, задает вопросы; та отрицательно качает головой, ее, по всему, раздражает этот разговор, и, дабы положить конец ему, она отвечает что-то вроде: «Пожалуйста, посидите в холле». Когда она толкает дверь, вид у нее слегка озадаченный, и Сандрина чувствует на себе пристальный взгляд. На застекленной двери есть маленькая шторка, и докторша задергивает ее, чтобы отгородиться от чужих взглядов.

– Простите, но, может быть, вы приподнимете ваш топ?

Сандрина делает, что просят, и женщина оглядывает ее; похоже, она тоже что-то выискивает. Но не находит; складка между ее бровями слегка расправляется, и она начинает ощупывать шею Сандрины. Говорит: теперь я проверю лимфоузлы, а потом живот. Здесь больно? А здесь? Здесь что-то чувствуете, нет?

Под конец она говорит:

– Послушайте, ваша сопровождающая настаивает на рентгене, но у вас нет признаков травмы головы. Зрачки нормальные, реагируют как надо, координация не нарушена. Кроме того, вы… может быть, вы беременны, и вам ни к чему лишнее облучение.

Беременна.

Сандрина почти не слышит ее, сильный шум в ушах перекрывает все звуки. То есть она слышит, но так, будто это разговор в соседней комнате, смутный и малоинтересный.

– Я хочу сказать, что травмы головы я у вас не вижу. Сейчас я выпишу вам направление на анализ мочи, это позволит определить, беременны вы или нет. И еще вам надо сходить к вашему гинекологу. У вас есть гинеколог?.. Мадам?.. Мадам?.. Сандрина?

Докторша надавливает ей на запястье, как на кнопку дверного звонка, и шум в ушах прекращается, Сандрина оборачивается к ней.

– Вы… Вы не ожидали такого? Для вас это сюрприз? – спрашивает докторша и, увидев, как лицо Сандрины расплывается в глупой улыбке, тоже начинает улыбаться.

Сандрина быстро-быстро кивает, словно обрадованный ребенок:

– Да-да, я и подумать не могла!

Докторша