Следующим появился Поль.

– Опаздываем? – спросил он.

– Пока нет. Но лопай давай поживее.

– У меня живот болит.

– Контрольная сегодня? – догадался Лазарь.

– Нет. Теперь он все время болит.

В начальной школе Полю было хорошо: его ребячливость и милая мордашка умиляли учителей. Новый же класс он возненавидел: тут его считали болтливым, рассеянным, несобранным учеником. А во втором полугодии окончательно записали в компанию отстающих.

– Теперь я буду обедать со своими, – вдруг с неожиданной решительностью сказал он.

– Что-что?

Лазарь перестал жевать – может, из-за хруста хлопьев во рту он что-то недослышал? Но нет, Поль повторил то же самое и неохотно прибавил:

– Если хочешь, садись и ты за наш столик.

Мир рухнул: Поль отказался от Лазаря.

7:30. На кухне появился Спаситель.

– Папа! – выкрикнул Лазарь.

Спаситель дернулся – такое отчаяние послышалось в голосе сына. Но Лазарь спохватился и беззаботным тоном добавил:

– У тебя сонный вид.

«Папа», «папа» – если бы и Поль мог так же легко выстреливать этим словечком, глядишь, у него и живот бы не так сильно болел.

– Черт, я уже опоздала! – Алиса ворвалась в кухню и схватила со стола кусок хлеба. Полчаса она проторчала перед зеркалом, замазывая очередные два прыща.

В коробке для мелочи лежали две монетки по одному евро, Спаситель протянул их Алисе:

– Купи себе шоколадную булочку.

– Ага, чтобы еще и растолстеть!

Направляясь к себе в кабинет с чашкой кофе в руках, Спаситель подумал: у Алисы бывают приступы лунатизма, а вот Луана постоянно живет на Луне. Большая разница.

– Вы совсем ничего не помните о своем прошлом?

– Почти.

– Ну, например, где вы жили до того, как переехали в Остин?

– В Перигё. Там у меня был сплошной шоколад. Печенье, вафли, мармелад – всё в шоколаде. Надоело. А потом появилась возможность перебраться в Остин, и там я уже сидела на бобах. Обычная жизнь. Ведь все так и живут.

– В общем-то да, мы все то на бобах, то в шоколаде.

Спасителю казалось, что их диалог вот-вот превратится в театр абсурда, но Луана неукоснительно возвращалась к своему пунктику.

– Я снова сходила в «Жардиленд» и поговорила с тем милым продавцом.

– Так-так… – Спаситель стиснул зубы.

– Он посоветовал мне взять собаку, вот уж кто верный друг.

– У вас не хватит времени на собаку, Луана. С ней же надо гулять.

– Да, но этот продавец – его зовут Эдуар – живет недалеко от меня. Он обещал, что будет сам ее выгуливать.

– Ясно.

Выходит, Эдуар не только отбивает у него клиентов, но еще и готов оказывать им эмоциональную поддержку.

Алисе тоже не помешала бы в то утро эмоциональная поддержка. Она вбежала на школьный двор взмыленная и голодная.

– Остынь, – фыркнула, увидев ее, Марина. – Kозлик без тебя не начнет!

Теперь и другие девчонки – Мелани, Ханна и даже Сельма – хихикали, когда Марина намекала, что Алиса втюрилась в словесника. И как она только догадалась?! Алиса не придумала ничего лучшего, как делать вид, будто ничего не слышит.

– А знаете, Kозлик-то у нас fashion victim[36], – не унималась Марина. – Клементина сказала, что в пятницу на нем была гурметка.

Марина встала в позу чайника: левую руку уперла в бедро, а правую изогнула, как носик. Еще один намек: Козловский – голубой. Алиса и слова такого не знала – «гурметка» – и испугалась: вдруг из-за этой модной штучки над ее избранником будут насмехаться!

Месье Козловский ждал учеников в классе, нетерпеливо покачиваясь с пятки на носок: живее, молодежь, живее! Алиса оглядела его с ног до головы. Ага, так вот что такое «гурметка»! Цепочка-браслетка, наверное серебряная, с пластинкой, на которой что-то выгравировано. Алиса облегченно вздохнула. Такие она видела на запястье у чернокожих рэперов-мачо.

Козловский начал урок с разбора домашнего задания – стопка работ лежала на столе.

– Никто из вас не понял опасности новояза. Сокращение словарного запаса уничтожает все богатство, все оттенки мысли. И оставляет только черное и белое, «хорошее или нехорошее». А если из словарей вычеркнуть такие слова, как, например, «свобода» или «равенство», то исчезнут и сами понятия, о них невозможно будет помыслить. Как сказал Людвиг Витгенштейн[37]: «Границы моего языка означают границы моего мира».

Алиса между тем ограничила свой мир одним-единственным вопросом: «Подойдет ли он так близко, чтобы я могла разглядеть, что там у него на браслетке?» Наконец учитель, проходя между рядами, остановился около ее стола и постучал по нему ладонью:

– Не мешало бы записывать, Рошто!

Алиса вспыхнула, но успела прочитать на пластинке: Николь… нет, Николя. Это его так зовут? Николя Козловский… И как ей такое имя? Идет ему? К фамилии подходит? А сокращенно – Ник? Ники? Нико?

– Чем больше у вас слов, тем вы свободнее. Свобода слова – так это и называется…

Конец урока прошел для Алисы как в тумане.

– Ну, видела его… гурметку? – спросила на перемене Марина и брезгливо поморщилась.

– Нечего кривиться. Во-первых, стыдно быть гомофобкой, а во-вторых, такие браслетки носят все американские рэперы.

Марина не привыкла, чтобы ее вот так срезали, да еще на глазах у верных фанаток. Ей только и оставалось, что дразниться: «Ах-ах-ах, смотрите, как она его защищает!»

После перемены месье Козловский начал раздавать проверенные работы. Алисе стало не по себе: она догадывалась, что написала свою, мягко говоря, не блестяще. Звякнула браслетка – учитель положил перед ней листок.

Шесть баллов из двадцати…

* * *

Самюэль тоже схлопотал плохую отметку за домашнее задание, только не по французскому, а по физике. Он не думал, что на подготовительном курсе будет так трудно. Спаситель ожидал, что его пациент и на этой консультации продолжит яростно бороться с господством женщин. Но Самюэль выглядел утомленным, пожаловался на перегрузку и даже прикрыл на минутку глаза.

– Устал за выходные? – спросил психолог.

– Мало спал. У меня был bootcamp.