Вообще-то тогда Эллен ничего о нем не знала — кроме того, что он хорошо плавает и играет на банджо. И целуется. Остальное она узнала постепенно. Что он старше, чем она думала, — ему уже двадцать семь. Что его отец — офицер. Что он учился в школе экономики в Англии. Что он — совладелец фирмы по импорту товаров, главным образом кофе. Что у него квартира с прислугой на улице Стура-Нюгатан.

Все это произвело впечатление на ее родителей. Но не на нее. Поцелуй на паруснике — вот что посадило ее на крючок. Просто-напросто это.

Но больше они не целовались. Георг считал очевидным, что все остальное должно подождать до свадьбы…

Эллен убрала письмо Нильса в карман передника, подняла свой тяжелый ящик и направилась к столовой. Георга она не видела уже три недели — и, к своему удивлению, отметила, что почти о нем не думает. Когда они встречались, его присутствие было таким полным, но когда его не было… то его просто не было. С глаз долой — из сердца вон, как говорится. Возможно, она ужасно поверхностный человек…

Кухонное окно было открыто, чтобы выветривались запахи пищи, и когда Эллен шла вдоль стены дома, она услышала голоса. Это фру Ланге и старуха Сабина пили на кухне кофе, сидя у окна. Они привыкли это делать, когда заканчивали мытье посуды после ужина.

Эллен с самого начала считала, что у Сабины не все в порядке с головой. Со старой тряпкой, зажатой в руке, как в клешне, она все время ходила тут и там, подтирала и полировала все углы — и при этом следила за всеми и каждым. Своими круглыми черными глазами и быстрым поворотом головы Сабина напоминала сову. Также, подобно сове, она могла сидеть совершенно неподвижно, как бы уснув, мерно дыша и прикрыв веки, — а в следующую секунду уставиться на тебя широко раскрытыми глазами. Говорили, что в карантинные времена Сабина ухаживала за пациентами со всеми возможными болезнями, а сама при этом не заражалась и что за всю свою жизнь с ней не случалось ничего опаснее простуды.

Сейчас Эллен слышала ее хриплый, недовольный голос из открытого окна:

— С короткой стрижкой!.. Зачем ты взяла ее сюда?

Эллен затаила дыхание и прижалась спиной к стене. Ящик у нее в руках был тяжелый.

— Кто-то же должен был заменить Мэрту, — послышался спокойный голос фру Ланге. — Похоже, она не вернется.

— Не понимаю, как доктор позволил ей уехать, — продолжала Сабина.

Говорила она не слишком четко, так как во рту у нее лежал кусок сахара. Эллен слышала, как Сабина отхлебывает кофе из чашки.

— Она воспользовалась тем, что на катере был полицейский. Доктор не мог ей помешать, — объяснила фру Ланге.

Сабина глухо и хрипло откашлялась, словно собака отфыркалась.

— Ага, жаль… Так что надо получше присматривать за новенькой.

Затем до Эллен доносилось лишь хлюпанье кофе и хруст влажных кусков сахара, а когда женщины снова заговорили, речь уже была о другом, что не интересовало Эллен. Она не стала проходить мимо окна — вернулась, обогнула дом и зашла.

— Ящик поставь там, — сказала фру Ланге, когда девушка появилась на кухне.

Угольно-черные глаза Сабины наблюдали за ней поверх чашки.

— Эллен, ты можешь идти домой. Отскобли там пол на кухне и лестницу в мансарду, — продолжила фру Ланге, когда ящик был поставлен на пол.

Обе женщины явно хотели, чтобы их оставили одних, и Эллен ничего не имела против. Она тоже хотела, чтобы ее оставили в покое.

Это было худшим в работе прислуги — не иметь своего угла. Дома у родителей у нее была своя комната со своим письменным столом. Здесь же она жила в чужой семье и спала в кухне на диване, а свои вещи хранила в сундуке в прихожей. Гигиена тела — мытье стоя в цинковом корыте на кухонном полу; Эллен намыливала мылом одну часть тела за другой, потом смывала, а волосы мыла в раковине. Фру Ланге говорила ей, в какое время это можно делать, чтобы точно знать, что девушка одна на кухне. Но Ион приходил и уходил, когда хотел, и она постоянно ощущала неуверенность. Спешила, как только могла. И не чувствовала себя такой же чистой, как после мытья в ванне, в тишине и покое.

Сохранилась банька со старыми деревянными бадьями; ею пользовались, когда работала карантинная станция. Но сейчас она была заколочена. Несмотря на все разговоры про гигиену, помыться как следует на острове было, похоже, невозможно. О, как Эллен тосковала по ванне и по закрывающейся двери в ванную комнату!

Даже по ночам не было уверенности, что она осталась в одиночестве. Когда фру Ланге не спалось, она приходила на кухню и зажигала плиту, чтобы подогреть молоко. Единственным местом, где дверь запиралась, была уборная на улице…

Но теперь Эллен наслаждалась одиночеством.

Не спеша убравшись в кухне и прихожей, она поменяла воду в ведре и начала скрести лестницу в мансарду. Начала сверху и спускалась вниз, пятясь, чтобы не ходить по мокрой лестнице, когда все закончит. Она успела примерно до середины, когда дверь наверху открылась и послышались тяжелые неровные шаги Иона, спускавшегося в полумраке по лестнице. Эллен удивилась — она ведь думала, что находится в доме одна.

— Осторожно, можно поскользнуться! — крикнула она.

Но было уже поздно. Послышался тяжелый грохот и ругательства — Ион упал и скатился вниз по узкой крутой лестнице. По пути он опрокинул ведро, и мыльная вода окатила его и Эллен.

— Боже милостивый, как ты там? — в испуге спросила она. — Не ушибся?

Ион уселся на ступеньку, склонившись над чем-то, что держал в руках. Это был бинокль. Он висел у него на шее на ремне; от него-то и было больше всего грохота.

— Я в норме, — пробормотал Ион. — Вопрос в том, как вот с этим…

Он осмотрел бинокль и слегка потряс его, чтобы понять, не сломалось ли что. Затем взялся за перила, подтянулся, встал и двинулся мимо нее к прихожей. Там он опять чуть не поскользнулся на пролитой мыльной воде. Эллен подхватила его — и почувствовала удар биноклем, болтавшимся на ремне.

— Проклятье! — заорал Ион в приступе злости.

Они стояли в прихожей, оба мокрые от пролитой воды. Эллен потирала рукой то место, где ее ударил бинокль. Ион выглядел жалко.

— Поставлю кофе. Ты будешь? — спросила она.

Он молча кивнул. Эллен видела, как Ион похож на свою мать. Густые темные волосы, падающие на широкий лоб, хорошо очерченный рот. Но глаза его не были темно-карими, как у матери, — они имели светло-серый цвет.

— Посиди пока на кухне, — предложила Эллен. — Я сначала вытру насухо лестницу.

Когда вскоре она вернулась на кухню, на покрытом клеенкой столе уже стояли две чашки и мисочка с сухарями. Ион наливал кофе.

— Ой, — удивленно воскликнула Эллен.

— Да, сварить кофе я могу, — сказал он, ставя котелок назад на плиту. — Хотя в школу по домоводству не ходил.

Похоже, все вокруг знали, что Эллен училась в школе домоводства. Она уяснила, что здесь это достоинством не считается.