— Вы вскрыли их дверь ломом, — напомнила сестра Клара.

— А, вы имеете в виду Панаму-Бенгтссона? В поселении подбирал?

Гуннарссон с трудом воспринимал тех призрачных существ, таращившихся на него в хижине, как «семейство Бенгтссон».

— Ну да. Это классифицируется как вторжение, нанесение ущерба и нарушение спокойствия женщины с грудным ребенком, находившейся одной дома.

— Это была просто хижина, — заметил Нильс, — и мы не знали, что она одна.

Сестра Клара пристально взглянула на него.

— Это был их дом.

— Мне очень жаль. В этом не было необходимости, — признал старший констебль.

Он поймал себя на том, что крутит и крутит шляпу у себя на коленях, словно нервничающий школьник в кабинете директора. Визит начался неудачно. Гуннарссон откашлялся и начал заново.

— Так вот, значит, как тут у вас, в Сорочьем гнезде, — произнес он, скользнув взглядом по книжным полкам с томами, обтянутыми кожей, и эстампам на стенах. — Должен признать, внутри здесь приятнее, чем снаружи.

— Вот такие они обычно, сорочьи гнезда, — снаружи выглядят как куча хвороста, а внутри вполне благоустроены, — заметила сестра Клара.

— Поэтому здание так и называется?

— Нет. Был один мужчина, назвавший меня и мою подругу старыми сороками. Вот мы и решили, что дому подходит такое название.

Нильс улыбнулся.

— Звучит не слишком дружелюбно.

— Мы не обиделись. Сорока — красивая птица. И умная. Многие считают их умнейшими среди всех птичьих пород. Кроме того, они верные. Вы знаете, что пара сорок остаются вместе на всю жизнь? Вот и мы с Биссе думаем поступить так же.

— Биссе?

— Сестра Беата. Моя подруга. Мы встретились в школе медсестер и содержим Сорочье гнездо уже восемь лет.

— Да-да. — Нильс кивнул. — Пока искал вас, я узнал много хорошего о вашей деятельности. Вы помогли многим женщинам, попавшим в беду. И вы очень смелые. Говорят, что вы ходите по портовым кварталам поздними вечерами…

— Да как же еще найдешь этих женщин? Там они и бывают. Мы пускаем их пожить в Сорочьем гнезде и даем возможность изменить свою жизнь. Пытаемся найти для них место домработницы в хороших семействах. Лучше всего подальше от Гётеборга. Папа и мои сестры всегда смотрят в оба, чтобы не пропустить такие вакансии. Мы очень тщательно подбираем места для девушек. Нельзя позволить, чтобы их снова использовали. Папа нам очень помогает. Вся мебель в Сорочьем гнезде появилась из нашего семейного дома.

— Должно быть, там теперь довольно пусто, — вставил Нильс.

Он снова огляделся, и его взгляд привлек большой ворох неразобранной почты на столе. Имя на самом верхнем письме заставило Нильса вздрогнуть. Клара фон Киршлоу. Возможно, она — дочь Рутгера Киршлоу, вольнодумного барона, позволившего трем своим дочерям получить образование, в то время как его единственный сын оказался никчемным? Одна из дочерей стала известным ученым в области химии, физики или чего-то в этом роде…

— Пусто? О нет. — Сестра Клара улыбнулась. — Там еще много всего. В Роксхамре у нас поместье, которого хватит на несколько Сорочьих гнезд. Просто папа считает, что залы становятся лучше, когда в них больше места и света, и охотно нас поддерживает. Например, купил нам моторную лодку, чтобы я могла плавать на ней в поселение подбирал.

— Ваш отец — достойный уважения человек. Большая удача, что такие еще встречаются среди мужской части населения, — произнес Нильс и быстро добавил, боясь нарушить приятную атмосферу: — Ваш визит в поселение подбирал… О нем я и хотел поговорить с вами. У меня с собой есть несколько фотографий, на которые я попрошу вас взглянуть.

Он достал портфель. Пока рылся в нем, открылась дверь, и в комнату заглянула молодая девушка.

— Ой, извините, — пробормотала она, быстро повернулась и закрыла за собой дверь. Нильс видел ee лишь секунду: белокурые, уложенные на затылке волосы и белая блузка на пуговицах под горло, как у сестры Клары. У него было смутное ощущение, что он встречал ее раньше.

— Девушки не привыкли видеть здесь мужчин, — пояснила сестра Клара.

— Понимаю… — Нильс нашел пакет с фотографиями и выложил их в ряд на столе. — Вы упомянули, что видели, как весной к поселению подбирал приплыл на лодке мужчина. Вы не могли бы сказать, нет ли его на одной из этих фотографий?

Сестра Клара одну за другой просмотрела все фотографии и остановилась на той, где Эдвард сидел в моторной лодке.

— Мне кажется, это тот самый мужчина. И лодка та же, — произнесла она. — Именно так было разделено на две части ветровое стекло.

— Вы уверены?

— Процентов на девяносто. — Сестра Клара снова посмотрела на лодку. — Пожалуй, даже на девяносто пять.

— Спасибо, — поблагодарил Нильс и, собрав фотографии, положил их в портфель. — Вот и все, сестра Клара. Я ухожу, и Сорочье гнездо снова станет исключительно женским.

Он вышел во двор, взял велосипед и повел его на выход к калитке. Обернувшись, бросил последний взгляд на странный дом. «Интересно, — подумал Нильс, — его построили в глубине двора или он стоял тут изначально, а другие дома разместили вокруг него?»

В окне второго этажа он заметил какое-то движение. И застыл. Сквозь оконное стекло виднелось девичье лицо. Гардина наполовину скрывала его, подобно покрывалу. Или шали…

Ну точно! Теперь он ее узнал. Когда она заглядывала в кабинет сестры Клары, то выглядела как секретарша, в своей строгой блузке и при тщательно сделанной прическе. Но это была Мэрта — прислуга, которая ехала с ним в лодке из Бронсхольмена и которая исчезла, прежде чем он успел с ней поговорить.

Нильс снова прислонил велосипед к стене дома, поднялся по каменной лестнице и позвонил в Сорочье гнездо. Два коротких звонка и два длинных с долгой паузой между ними.

Никто ему не открыл. Он подождал и позвонил снова. И снова. Безрезультатно. Аудиенция в Сорочьем гнезде закончилась.

«Ну, ладно, выходят же когда-то наружу эти упрямые дамочки», — подумал он.

Эти женщины были не уникальны в своем упрямстве. Нильс Гуннарссон происходил из среды упертых жителей Северного Бохуслена; упрямство и терпение были его главными качествами.

Он перешел на другую сторону улицы, устроился вместе с велосипедом у подъезда напротив — и стал ждать.

Через полтора часа Нильс на минуту отлучился в общественный туалет во внутреннем дворике. Едва он вернулся на свой наблюдательный пост, как увидел сестру Клару, выходящую вместе с женщиной, одетой в костюм и шляпу. Они прошли по улице Тредье-Лонггатан по направлению к Линнегатан. Гуннарссон дал им возможность отойти подальше, прежде чем вскочил на велосипед и нажал на педали.

— Прошу прощения, дамы, — обратился он, медленно катя рядом с женщинами.