href="ch2.xhtml#id34" class="a">[15] на двустороннюю мастэктомию[16] за считаные секунды.

Две недели спустя пришли результаты анализов, которые показали, что у меня была лишь «половина» рака, который предсказывали врачи. То есть мне все-таки нужна была лишь лампэктомия, а не двусторонняя мастэктомия! Все это время я продолжала работать на полную ставку, даже когда проходила операцию, терапию и облучение.

Работая в медицине, я знала слишком много. В попытках немного уменьшить беспокойство, в свой сорокапятиминутный обеденный перерыв я отправлялась на радиацию и повторяла слова: «Не боись, облучись! Давай, давай, давай!»

Однажды, придя в больницу, я постучала по гранитной стойке регистратуры и сказала:

– Здравствуйте! Мой солярий уже готов?

Менеджер за стойкой посмотрела на меня веселыми глазами и улыбнулась.

– Сейчас передам им, что вы уже готовы загорать!

Конечно, в раке нет ничего смешного, но шутки помогали мне справляться с тяжелой болезнью.

В последний день лечения я получила новости, которых не хотела слышать, – статистику выживания с моей болезнью. Открылась металлическая дверь, и в кабинет вошел онколог, держа в руках толстую папку с историей болезни. Невозмутимым тоном он объявил:

– Пока вы не ушли, нам нужно обсудить пару деталей. У лечения, через которое вы прошли, есть долгосрочные последствия.

Пока доктор перечислял длинный список последствий, я сидела на смотровом столе, болтая ногами, глядела на настенные часы и гадала, сколько мне осталось.

Онколог наконец закончил, и последнее слово было точкой в его списке. Смерть. Что? Это он меня так подбадривает? Он что, не понимает, в каком тяжелом состоянии я нахожусь? Эмоционально я в тот момент совершенно «провалилась». Не помню, как дошла до плохо освещенной парковки, как доехала до дома и как дотащила дюжину роз, подаренных мне в честь окончания лечения. Страх сменился депрессией.

Стараясь приободрить, муж отвез меня в Калифорнию повидаться с родней. Никогда не забуду выражение на лицах, когда они увидели меня в аэропорту. И я могу их понять: с трапа спускалась фигура, напоминающая скелет, а мой взгляд был совершенно мертвым. Я волочилась мимо других пассажиров, как зомби. По пути домой родители пытались со мной поболтать, но в конце концов в машине повисла гнетущая тишина.

Всю следующую неделю я не выходила из своей спальни. Однажды ко мне на кровать подсел папа и со слезами на глазах выдавил:

– Конни, мы с мамой за тебя молились, но мы не знаем, что нам еще сделать. Пожалуйста, скажи, как мы можем помочь.

Я схватила его за дрожащую руку и едва слышно прошептала:

– Папа, я сама не знаю, что делать…

Семь дней спустя отчаявшиеся родители отправили меня обратно в Пенсильванию. Когда Марк забирал меня из аэропорта Балтимора, он не мог поверить своим глазам. Я выглядела куда хуже, чем когда уезжала в Калифорнию.

Подъезжая к дому, я заметила, что наш задний двор был весь переделан. На месте неприглядных кучек земли появились яркие цветники, а по центру стоял великолепный кизил, усыпанный розовыми цветами. Я показала на дерево и спросила:

– Это еще что такое?

Марк посмотрел мне в глаза и ответил:

– Это наше дерево жизни. Мы начинаем жизнь заново. Бог нас не бросит.

Впервые за много недель я почувствовала крохотную надежду. Следующие несколько недель я держалась за этот тоненький лучик, пока в какой-то момент не посмотрела в окно на прекрасный кизил и не задала себе вопрос: «А что, если мне остался лишь год жизни? Что бы я изменила?» И в произвольном порядке я записала двадцать семь вещей, которые хотела бы сделать до того, как умру. Среди них было: снова съездить в Италию и повидаться там с друзьями, пройти курс по фотографии, написать книгу и еще много-много всего заветного. И, наконец, под номером 27 – прыгнуть с парашютом.

Марк взял мой список и зачитал вслух каждый пункт. Затем он сказал:

– Я помогу тебе выполнить каждое из дел, и, когда мы разберемся со списком, мы напишем новый, а потом еще один и еще один… И так мы будем делать до конца твоей жизни.

Этот разговор состоялся семнадцать лет назад. На сегодняшний день я сделала все из того списка, кроме пункта 27! В каком-то смысле я благодарна раку за многое, как бы дико это ни звучало. Конечно, я не захотела бы проходить все заново, но без событий последних семнадцати лет я не представляю, как сложилась бы моя жизнь.

На двадцатую годовщину свадьбы мы отправились в круиз на Багамы. При свете луны я тихонько поблагодарила Бога за то, что он позволил мне по-настоящему испытать жизнь, приняв собственную смертность.

Жизнь стала чередой праздников – больших и маленьких. Но самой главной радостью для меня было увидеть, как выросли мои сыновья. Теперь им двадцать семь и тридцать два, они живут своей жизнью и идут к своим мечтам. Этому их научила моя борьба с раком.

Сегодня, глядя в зеркало и видя седину и морщины (я называю их полосочками смеха), я улыбаюсь и говорю:

– Как же мне повезло, что я заслужила второй шанс и получила жизнь в подарок!

Конни К. Помбо

Жизнь нельзя поставить на паузу

Слушай свое сердце, но поначалу ничего не говори. Задавай вопросы и чувствуй, каким будет ответ. Учись доверять своему сердцу.

Автор неизвестен

В школе и колледже я часто сталкивалась с отказами. Мне не перезванивали после первого свидания, не приглашали на работу, не публиковали мои заметки в литературных журналах. Я справлялась с этим при помощи шоколадных брауни, фильмов Норы Эфрон и любимого сборника музыки. Они помогали мне прийти в себя, и тогда я пробовала снова.

Но на третьем курсе колледжа отказы меня просто доконали. Я часами подавала заявления в магистратуру: переписывала эссе, собирала рекомендательные письма, готовилась к собеседованиям. Четыре месяца спустя мой почтовый ящик трещал по швам от писем с отказами.

Даже двойная порция брауни уже не спасала меня. Не помогло даже посмотреть, как Гарри наконец-то встречает Салли на новогодней вечеринке[17].

Все знакомые и друзья рассказывали о своих дальнейших планах в учебе. Мне было нечего им ответить. Работу я тоже не могла найти. Мне хотелось только писать, но все знают, как нестабильна эта профессия. А без постоянного дохода я не могла позволить себе снимать жилье в Лос-Анджелесе.

– Может, тебе вернуться к нам? – предложили родители. – И за аренду платить не надо, и отдохнешь хотя бы.

У нас с родителями всегда были хорошие отношения, и их щедрость