– Поздравляю, – сказал Карташ.

– Ну что, москвич, хорошую байку я тебе рассказал?Понимаешь, про что она? А про то, что все мы на самом деле постоянно пребываемв таком пограничье, какое я в том купе почувствовал шкурой. Пьем, жуем, чего-топланируем, а кто-то в этот момент решает твою судьбу. Иногда ты видишь, от когоименно зависит твоя судьба, иногда не видишь, однако все равно кто-то в этотмомент решает твою судьбу.

– Да ты философ, как я погляжу, – усмехнулсяКарташ.

Из дома вышел один из охранников, прошествовал к воротам.Видимо, ему позвонили, сказали, что подъезжают, потому что он сразу пошелоткрывать ворота.

И где-то через полминуты в ворота въехал джип.

Вот, как говорится, и встретились. Вот и воссоединилисьспустя три с половиной дня.

Бурной радости от встречи никто не выразил, в общем-то, нета у них ситуация, чтобы могло что-то обрадовать, ну разве что если вдругкаким-то немыслимым, совершенно фантастическим образом их отбросило бы вовремени, перенесло бы вновь в Туркмению, в тот день, когда предотвращенноепокушение на Ниязова было уже позади, а платина была еще на складах неприметнойтоварно-грузовой станции Буглык, ни о каком Кацубе они еще тогда и слыхом неслыхивали и все еще можно было переиграть, если знаешь, что ждет впереди, тогдаеще запросто можно было убраться от греха подальше в любую из сопредельныхстран, пользуясь расположением самого всесильного Туркменбаши. Обиднее всего некогда не можешь никак словить птицу счастья, а когда уже поймана – и вдругускользает из рук...

Гриневский за эти дни осунулся, под глазами легли темныекруги, резче обозначились скулы. Маша выглядела так же, как и прежде... развевот во взгляде появилась отрешенность. Ну а внешность Карташа претерпелаизменения, правда, в его случае – к лучшему. Помнится, когда их расставали,выглядел он совсем неважнецеки, побитый, опухший. Сейчас, если зеркало не врет,он смотрится получше, почти нормальным человеком смотрится.

– По поводу чего праздник? – спросила Маша,оглядываясь во дворе.

– Чтоб к кнуту добавить пряник, – в рифмуГриневский достал пачку «беломора».

– Даже штрафбатникам во время войны давали роздых иусиленный паек, – усмехнулся Карташ.

– Эй, земляне, шашлыки готовы, – Поп сдвинулшампуры с «жаркой» стороны мангала на ту, где углей меньше. – Банкуйте.Посуда на кухне. Напитки в баре. Вам, наверное, хочется побыть наедине,поговорить, есть что обсудить...

– С чего это такая доброта? – Петр резким выдохомпродул «беломорину».

– Зря ершишься, Таксист, – Поп накинулкуртку. – Плохо с вами здесь пока что не обходились, несмотря на то, чтовы перед нами крепко виноваты.

– Насчет вины я б поспорил. Только что толку...

– Вот именно, толку никакого, поэтому не будем. Есличто-то имеешь против вечера отдыха, только скажи, тебя тут же вернут обратно.

На это Гриневский пробурчал что-то неразборчивое.

– Веселитесь, – и Поп направился к тому крылудома, что было отведено под караульные нужды.

Веселитесь... Веселья в себе Карташ не ощущал. А вот что онощущал в себе, так это непонятную тревогу. Больным зубом ныло так называемоечутье. С чего бы?..

Сейчас в зоне видимости находился один из трех охранников – сиделнеподалеку на скамейке, скромненько и незаметно, однако не приходилосьсомневаться, что он надежно держит свой участок. Еще один караульный долженнаходиться в комнате с мониторами, ну а где третий... бог его знает, третийвышел из машины и скрылся в направлении все того же крыла дома, отведенного подкараул... Нет, в отношении охранников ничего необычного вроде бы ненаблюдается. Однако тревога не унималась. А за последнее время – особенно запоследнее время – Карташ привык всецело полагаться на чутье.

Его о чем-то несущественном спросила Маша, он что-то ответилневпопад, Гриневский выдал какую-то реплику, что-то насчет Зуба...

Какая-то мысль... или, скорее, бледный, по воде писанныйвектор подозрения высветился в мозгу. А у любого вектора есть свойствоуказывать направление...

– Пойду-ка прогуляюсь до бара, заодно посудуприхвачу, – громко, чтобы слышал охранник во дворе, сказал Алексей.

И не дожидаясь, что там скажут или не скажут в ответ Маша иТаксист, Карташ быстро зашагал к дому. В доме, опять же быстрым шагом, прошел вгостиную, где и находился бар, вытащил из бара что подвернулось под руку – апод руку подвернулась литровая бутылка водки. Выйдя в коридор, Алексей свернулв спальную, свет включать не стал, прошел к окну, распахнул его, сунул бутылкув карман и перемахнул через подоконник. Он старался не произвести ни малейшегозвука, и у него это получилось.

Спальня располагалась поблизости от караульного крыла,только за угол повернуть. Карташ повернул. Небольшое крыльцо освещала лампочка,которую не выключали даже днем. Дверь, что вела в караульные покои, былиприоткрыта.

Карташ колебался недолго. В конечном счете, вытащит изкармана фуфырь, сработает под дурака, типа – «Пришел за тобой, Поп, пошли-калучше вмажем»... А проверить свои подозрения необходимо.

Среди необъяснимых вещей, творящихся на подконтрольнойЗубкову земле, должны же хотя бы в порядке разнообразия происходить вещиобъяснимые. В частности, объясняющие, зачем потребовалось Попу собиратьпленников всех вместе, когда гораздо спокойнее лично ему этого не делать?Возможно, не расскажи Алексею Поп свою ментовскую байку, Карташ бы и недернулся, кушал бы сейчас шашлык, запивал бы водкой, перебрасывался бы с Машейи Гриневским невеселыми шутками. Однако сработало чутье. И среагировало оно,вполне возможно, не на что другое, как на философскую подкладку Поповскойбайки: кто-то в данный момент обязательно решает нашу судьбу, а мы, дескать, ине догадываемся об этом. Поп, очень похоже, элементарно проговорился, сам о томне подозревая. Взял и облек в форму байки то, что вертелось у него вподсознании.

Карташ, ступая со все осторожностью, поднялся на крыльцо,прильнул к стене, придвинулся к приоткрытой двери. Услышал приглушенные голоса,доносившиеся из глубины крыла, – естественно, слов было не разобрать...нет, не голоса, а голос. Голос одного человека. Ага, вот, кажется, звякнулапосуда...

Алексей аккуратно потянул на себя дверь, та отошла, нескрипнув (а хозяйство содержат в образцовом порядке, с-суки), заглянул внутрь.Увидел дремлющие в полумраке сени, куда выходят две двери, из-под однойпробивается свет, оттуда же доносится и голос.

Карташа не сильно беспокоило, отразился он мониторах илинет, попал ли он в фокус какой-нибудь камеры или удачно камеры избежал. Вконечном счете, если все не так, как он себе напридумывал, и его поймают застоль малопочтенным занятием, как подглядывание с подслушиванием, – ну неухудшит же он себе жизнь!

Расстреливать в назидание другим не станут, ну, усилятрежим, переведут на более строгий, всего и делов-то... разве что шашлыкинакроются, вот чего действительно будет жаль.