Он верил в благоволение Сулеймана, льстил себя надеждой на то, что Великий Пророк поможет огромному каравану и людям, столь чудесным образом возвращенным к жизни. Однако царевича не оставляли сомнения, и он поделился ими с Аухетой, перед тем как она удалилась в свою башенку для отдыха.

Сирийский царевич обратил ее внимание на то, что после гибели чародея час от часу воздух становился всё горячее. Песок, что скопился у подножия гор, опоясывавших владения колдуна, вздымался сильными ветрами и вскоре грозил засыпать долину, сделав ее бесплодной и непригодной для жизни. Все животные погибнут от голода и жажды, а значит, надо дать и им возможность уйти из этого гибельного места.

Пока юноша предавался этим размышлениям, ночь прошла, и в шести маленьких лагерях зазвучали рожки, призывая всех к подъему. Когда рассвело, сирийцы во главе с Хабедом-иль-Руманом первыми тронулись в путь. Царевич галопом помчался вперед, чтобы без свидетелей заставить гору открыться. Почувствовав, как содрогнулась земля, его армия пришла в смятение. Другие царевичи, объехав ряды, успокоили людей, хотя их самих немало поразило то, сколько песка низверглось вниз с окрестных вершин. Дикие животные в страхе устремились вслед за караваном.

Царевич повелел земле открыть удобный проход. Его приказание было исполнено, и люди не встретили никаких преград на своем пути, даже когда шли в полной темноте. Пока караван задержался, чтобы напиться у грозного источника, Хабед-иль-Руман именем Сулеймана приказал горе оставаться открытой и дать беспрепятственно пройти всем животным, двигавшимся за его маленькой армией.

Дорога, по которой следовали царевичи, привела их к границам царства Тафилет{366}. Им предстояло пересечь большую пустыню, чтобы достичь первых обитаемых земель. Оттуда можно было за три дня добраться до Нареки, столицы царства, где жил правитель Тафилета. Пяти дней хватило, чтобы проделать этот путь, и на всем его протяжении не встретилось никаких препятствий.

Царя Тафилета предупредили о приближении большого и очень странного каравана, подобного которому в этих краях никогда не видели. Государь выслал навстречу своих сановников, и Хабед-иль-Руман одарил их богатыми подарками, испросив дозволения разбить лагерь у стен столицы.

Царевичи договорились между собой, что скажут, будто явились из царства Томбут{367} и хотят выйти к морю, дабы там погрузиться на корабли. Внешность Хабеда-иль-Румана, а также царевичей, помогавших ему принять посланцев тафилетского правителя, внушила последним доверие. Великолепное оружие, которое вручили всем, кто мог держать его в руках, создало высокое мнение об их войске, а ручные слоны с башенками были новым зрелищем для народа, знакомого лишь с дикими слонами.

Прибыв в Нареку, царевичи первым делом отдали дань уважения царю, который не добился от них никаких сведений, кроме того, что они путешествуют ради собственного образования под командованием самого просвещенного из них. Роскошные подарки придали весомости этим заверениям. И после нескольких дней отдыха караван продолжил путь и достиг морского побережья. Там каждый царевич нашел корабли для себя и своих подданных. Настал час расставания. Хабед-иль-Руман одарил сокровищами своих товарищей и всех, кого счел необходимым вознаградить. За время пути мудрая и добрая Аухета успела познакомиться со всеми людьми и выяснить в подробностях, кто в чем нуждается и какая помощь требуется.

Не снимая покрывала, она подсказывала Хабеду-иль-Руману, что делать, и тем самым дала ему возможность не только ощутить удовольствие от благотворительности, но и снискать уважение, добиться которого юноше очень хотелось.

Царевичи тепло попрощались, заверив друг друга в вечной дружбе и взаимной поддержке. Они вышли в море, чтобы вернуться в царства своих отцов, где их появление и рассказы о приключениях должны были вызвать не только приятное удивление, но и переворот в образе мыслей. Однако перипетии их судеб — тема другого повествования, ибо наше посвящено главным образом сирийскому царевичу — победителю коварного Мограбина.

Поскольку Хабед не был стеснен в расходах, он купил двенадцать кораблей и погрузил на них свое войско. Из всех вьючных и верховых животных юноша оставил только своего коня и слона, на котором путешествовала египетская царевна, и после благополучного плавания достиг берегов Сирии.

Едва ступив на сушу, Хабед-иль-Руман, боясь, что неожиданным возвращением причинит слишком большое волнение своим родителям, направил к ним одного знатного сирийца с посланием, которое предупреждало их о его скором приезде.

Цепь событий увлекла нас так далеко от сирийского двора, что с тех пор, как мы оставили Хабеда-иль-Калиба и Эль-Менур в горе и печали из-за похищения любимого сына, у нас не было никакой возможности узнать, что с ними сталось. А если бы была, то мы увидели бы, как они льют бесконечные слезы, и только советы и увещания шейха, наставника Хабеда-иль-Румана, мешают любящим родителям погрузиться в бездну отчаяния.

Шейх уговорил царя приказать провести общественные молебны. И днем, и ночью хотя бы один мусульманин, распростершись в Большой мечети, молил Мухаммада о защите пропавшего царевича.

«Государь, — говорил праведный шейх, — есть часы, когда Затанай обладает на земле огромной властью. Нашими молитвами мы должны сделать так, чтобы у него не было ни минуты, дабы навредить вашему сыну. Только так можно одолеть зло».

Царь проводил в мечети треть каждого дня, а Эль-Менур готова была вовсе не покидать ее, чтобы беспрерывно просить за своего сына.

Таково было положение в сирийском дворце, и ничто не приносило ни облегчения, ни надежды, пока в один прекрасный день придворный шут, как раз в тот момент, когда все страшно потешались над его уродливым носом, вдруг почувствовал, что огромная уродливая бородавка исчезла сама собой. Все поразились этому чуду, а старый шейх, узнав о случившемся, немедленно разыскал повелителя.

«Государь, — воскликнул он, — счастье никогда не приходит одно. Мограбин сильно испортил жизнь твоему евнуху, обезобразив его так, что смотреть было страшно. Злобность чародея не знает границ, и вдруг одно из ее последствий исчезло, я вижу в этом знак того, что его могущество пошатнулось. Пойдем в мечеть, возблагодарим Всевышнего».

И ровно через месяц Хабед-иль-Калиб получил письмо от сына, приказал немедленно собрать четыре тысячи всадников и выехать навстречу Хабеду-иль-Руману.

Траур во дворце и городе отменили. Эль-Менур была вне себя от радости. Бывший визирь, ее отец, попросил поставить его во главе конного отряда, а старый шейх вызвался сопровождать его верхом на верблюде.

Почетный эскорт, высланный навстречу сирийскому царевичу, поразился тому прекрасному порядку, с которым двигалось его маленькое войско. Хабед-иль-Руман ехал впереди, верхом на великолепном коне. Старики завидели его уже издалека. Царевич бросился в объятия своего деда и своего старого наставника, и