Примечание к части

Перезалив.

Накосячил с выкладкой и даже не понял, как это сделал. Там действительно ещё текста нехватало. Печалька. Болеть - плохо. Болеть под препаратами - ещё хуже.

Возвращаюсь к весенне-летней практике попрошайничества, в обмен на контент. Любая денежка в радость. Как говорится, с миру по нитке - автору хлеб. Да, только хлеб - пока что не до масла.

Не до стишков с самокритикой... Опять пристава дали о себе знать. Догасить остатки долгов надо...

Моб. банк. +79501107586

Сбер. (новая) 2202 2032 7560 9925

PayPal - [email protected]

Яндекс 410019411970257

WebMoney -

R880122335276

Z174532754177

Запретная Секция, Особая Секция — называют её по-разному, но суть одна.

Небольшая, по сравнению с основными залами, секция библиотеки, в которую есть лишь один вход, и он же выход. Здесь было не так уж и много книг, но каждая выглядела по-своему уникальной и даже устрашающей. Некоторые книги находились под закрытыми стеклянными крышками витрин, некоторые — на специальных подставках. Практически все книги были прикованы к своим местам в шкафах особыми цепями — небольшими, тонкими, достаточно длинными, чтобы книгу можно было взять и изучать сразу же за столом перед шкафом. Но не думаю, что эти цепи легко порвать.

К сожалению, пока я не достиг седьмого курса обучения, я не могу брать любую книгу для изучения, даже имея допуск. Список книг, доступных мне, был ограничен рекомендованной Снейпом и Дамблдором литературой, и я не горю желанием потворствовать своему любопытству, и трогать недозволенное, хоть и интересно.

Первыми в списках шли книги по малефицистике — к ним я и приступил. Обычные с виду, но явно древние, с кожаными переплётами и непонятно, чья эта кожа. Изучение этих книг начало меня увлекать, хотя воды там — море. Помимо того, что приходится стараться воспринять информацию на довольно старом английском с примесью латыни и французского, так ещё и в каждой книге слишком большая доля текста уходила на различные восхваления этой дисциплины или же наоборот — попытки запугать опасностями. Но с точки зрения познания, это было действительно интересно. Не только сама магия проклятий, а восприятие её волшебниками тех времён, отношение к ней, ведь любое волшебство так или иначе воплощается через ментал, через мысли, образы, желания, намерения и прочее.

Февраль кончился практически незаметно — да оставалось-то ему пара дней после второго состязания. Пришёл март, сухой и ветреный. Эта сухость ощущалась везде и во всём — даже подземелья замка, где проходили как обычные уроки зельеварения, так и индивидуальные, даже здесь стало суховато. Снаружи же не осталось и следа от прошедшей зимы, если не считать мрачной пустоты, неразложившихся прошлогодних сухих трав и растений, и прочего. Запретный Лес оставался всё столь же мрачен, но отражение неба в Чёрном Озере уже не придавало нашему водоёму свинцовой тяжести и мрачности.

Профессора сбавили темп учёбы, давая нам немного расслабиться. Вот только это не касалось пятых и седьмых курсов — там нагрузка у ребят только возрастала, делая учеников постепенно всё более мрачными и унылыми. С ребятами с факультета мы по-прежнему несколько раз в неделю проводили время в неиспользуемом классе — это стало традицией. Чай, сладости, журналы, практика в магии и обмен опытом — неизбежные элементы подобных посиделок, позволявших одновременно и учиться, и просто проводить время вместе. Как-то даже мелькнула у Джастина мысль пригласить ещё кого-то в этот узкий круг, но все мы довольно быстро отказались от подобного — не хотелось разрушать устоявшуюся зону комфорта.

— Нет, ну ты посмотри, а? — возмутилась как-то Ханна на таких вот посиделках, листая вместе со Сьюзен журнал из очередной стопки «за прошедшие дни».

— Что такое? — тут же рядом оказался Эрни, да и все мы, бросив отработку заклинаний по программе.

— Да это больше Гектора касается, но тем не менее, — Ханна передвинула журнал по столу к тому краю, где стоял я.

Взяв журнал в руки, я принялся читать в слух:

— Бла-бла-бла, талантливые, если верить слухам, магглокровные брат и сестра Грейнджеры… Бла-бла-бла… Пробивают себе дорогу в жизнь, будучи не лишёнными амбиций… Виктор Крам, звезда-чемпион-и-прочие-регалии, признался, что никогда не чувствовал чего-то подобного к кому-то, кроме Гермионы Грейнджер. Так… А тут что?.. Ага, вот и про меня. Очаровал милой улыбкой французскую чемпионку и талантливую волшебницу из Шармбатона.

— Там ещё и дальше есть, — хмыкнула Ханна.

— Ага, вижу, — кивнул я с улыбкой. — Мэнди Броклхёрст, способная не по годам ученица Рэйвенкло говорит, что Грейнджеры не обладают какими-то выдающимися внешними данными…

— Пф-ф-ф, — громко фыркнули парни и непонятно, от белой зависти или насмешки над этой фразой.

— Да-да, — Ханна закатила глаза к потолку. — То-то все на балу глазели на тебя и на Гермиону, ага. От отвращения, наверное, взгляд отвести не могли.

— …однако, — продолжил я чтение, — они оба достаточно умны. Например, Гермиона Грейнджер очень хороша в зельеварении, и нельзя исключать, что успех обоих связан с приворотным зельем. Хм…

Оторвав взгляд от статьи, глянул на ребят, что как и я, улыбались подобному выверту.

— Приворотка ради приворота — для неудачников, — веско констатировал я. — Не думаю, что это мне вообще когда-нибудь понадобится, только если на продажу.

— Так-то да, — кивнула Ханна. — Правда, ходят истории, что различные приворотные зелья создавались вовсе не для того, чтобы вызвать любовь или соблазнять кого. Хотя, правильнее сказать, подобное является целью многих поколений зельеваров, этаким Граалем или Философским камнем.

— Ага, вот только последний удавалось создать, — покивал Эрни. — А полноценное любовное зелье — всего лишь мечта. Так у них ещё и различных побочных действий куча.

— Например? — заинтересовался я этой темой, ведь в зельеварении тема любовных зелий пока не затронута.

— Ну… — задумчиво потянул Эрни. — Например… Например, эффект подобных зелий зависит от человека.

— То есть? — не понял Джастин, да и я пока мог лишь предполагать.

— Смотрите, — Эрни сел за стол, и я с Джастином и Захарией последовали его примеру. — Если человек является прожжённым романтиком, то эффект той же Амортенции — возьмём самое сильное зелье — будет заключаться именно в романтике. В мечтаниях, во всяких там объятиях, цветах, только степень этого сумасшествия будет… До абсурдного огромна. Если любовь в понимании человека — поцелуйчики и прочее, то хрен от него избавишься, от такого человека. Всё, что его будет интересовать и всё, что он будет пытаться сделать — поцелуйчики и прочее. Думаю, не стоит говорить о тех, для кого любовь…

Эрни слегка покраснел.

— …Кроется