«Ноев ковчег», как и заведение Роджера Планта, представлял собой распутство в концентрированном виде – там размещалось два салуна, с полдюжины борделей и зала, раньше бывшая гостиной, теперь разделенная занавесками на множество каморок, в которых могла разместиться только кровать. Их сдавали уличным проституткам, чьи услуги стоили от двадцати пяти до тридцати пяти центов, в зависимости от того, снимал ли клиент обувь, или даже не разувался. Две обитательницы «Ноева ковчега» разработали довольно интересную схему грабежа. Одна из них обслуживала клиента и, улучив момент, когда тот расслаблялся, с силой сжимала его в объятиях; вторая же в это время оглушала его ударом дубины по голове и быстро обшаривала карманы. Затем ошеломленную жертву выпихивали на улицу.

Самым крупным из борделей «Ноева ковчега» был «У Хэм» на втором этаже, где работало с десяток проституток, одетых в белое трико и зеленые блузы, скроенные с поразительной экономией материала. Кому принадлежало это заведение, полиция так толком никогда и не знала; считалось, что его хозяин – Дигги Биггс, владелец еще одного борделя на Холстед-стрит, звездой которого была карлица по имени Джулия Джонсон, выступавшая в эротических шоу вместе с негритянкой в три раза выше и в два раза тяжелее ее. Работала у Дигги Биггса и пианистка Дел Мейсон, весившая триста фунтов, чередовавшая в качестве мест работы бордель на Холстед-стрит и заведение «У Хэм». Муж Дел Мейсон, чернокожий вор и головорез, известный также под именами Джо Делмар и Билл Аллен, стал центральной фигурой одного случая, который Джон Флинн описал как «один из наиболее примечательных инцидентов в истории полицейского управления».

Вечером 30 ноября 1882 года Билл Аллен убил в драке одного негра и тяжело ранил другого и той же ночью убил полицейского Кларенса Райта, который пытался арестовать его в притоне на углу улиц Вашингтон и Клинтон. После этого Аллен скрывался в подвале дома Дигги Биггса на Холстед-стрит, но полиция не знала о его местонахождении до 3 декабря, до тех пока негр не послал Джулию Джонсон купить ему газету. Она же вместо этого направилась в полицию и рассказала, где прячется Аллен, а пятицентовик, который он ей дал на газету, продала за два доллара Майку Макдональду, игроку, который сделал эту монету своим талисманом. К дому Дигги Биггса отправился полицейский Патрик Малвихилл, чтобы арестовать негра, но Аллен увидел патрульного в окно и застрелил его, а затем выбежал на улицу. Тут же было выделено подкрепление, и через полчаса Аллена по всей Черной Дыре искало уже двести пятьдесят полицейских. Меж тем начали циркулировать тревожные слухи, и стала собираться толпа. К обеду, если верить Джону Флинну, «полицейским в их поисках помогало уже десять тысяч человек, вооруженных всевозможным оружием, от карманных пистолетов и вил до карабинов».

Около полчетвертого пополудни Аллен был убит в перестрелке с сержантом Джоном Уилером, который нашел негра спрятавшимся в ящике из-под продуктов на заднем дворе одного дома на западе Кинзи-стрит. Тело Аллена бросили в патрульный фургон и увезли в полицейский участок на Десплэйнс-стрит. Однако пошли слухи, что негра поймали, а не убили, и перед зданием участка фургон встретила толпа, скандировавшая «Линчевать!» и «Веревку!». Капитан Джон Бонфилд и с полдюжины полицейских пугнули собравшихся револьверами, фургон быстро въехал в проход, и тело через окно забросили в здание участка. «Упустив свою добычу, – пишет Флинн, – толпа пришла в возбуждение и грозила разгромить участок. Ни угрозы, ни обещания не помогали, казалось, назревают крупные беспорядки. Начальник участка Дойл забрался на фургон и пытался убедить толпу, что негр действительно мертв, – не помогло. Собравшиеся кричали и свистели, выкрикивая, что полиция прячет преступника, и подбивая друг друга начать бить окна».

Чтобы утихомирить толпу и убедить мятежников в том, что Аллен мертв, начальник участка Дойл велел раздеть негра и положить на матрас перед забранным решетками окном так, чтобы его было хорошо видно из прохода. Народ выстроили в очередь, и «вся толпа, человек за человеком, проходила перед ним. Всю вторую половину дня очередь не иссякала, и офицерам хватало работы поддерживать в ней порядок. Толпа желающих поглазеть, кажется, не только не уменьшалась, а даже, напротив, увеличивалась, и, когда сгустились сумерки, удовлетворены были еще далеко не все. С наступлением темноты в головах трупа зажгли газовый фонарь, и всю ночь любопытные текли вереницей, чтобы взглянуть на мертвого».

Тело Аллена оставалось выставленным на обозрение в течение сорока восьми часов, а затем, после того как дознание было закончено, его предложили жене, Дел Мейсон, чтобы та могла его захоронить. Но она отказалась, заявив, что не даст на похороны и доллара.

Между Гиблыми Землями и Маленьким Шайенном разницы, пожалуй, было мало; оба района находились на Кларк-стрит между Двенадцатой улицей и улицей Ван-Бурен; однако полиция считала, что тот участок, что находился южнее Тейлор-стрит, чуть глубже погряз в пороке, и потому он получил название Гиблые Земли. Весь же отрезок Кларк-стрит описывался одним чикагским детективом как «самое бандитское и порочное место, какое когда-либо существовало на земле», где практически каждый дом являлся или салуном, или танцевальным залом, или борделем. «Вокруг дверей там, – писал детектив далее, – можно увидеть роскошно украшенных женщин, наполовину завернутых в пышные алые пеньюары, никогда не опускающиеся ниже колен, в цветных чулках и модных туфлях. Многие из них носят лифы, настолько укороченные, что они скорее напоминают пояс».

Хозяйкой Гиблых Земель на протяжении многих лет являлась Большая Мод – еще одна гигантская негритянка, которых в Чикаго когда-то было множество. Если верить легенде, она превосходила размерами и свирепостью в драке даже Бенгальскую Тигрицу. Большая Мод содержала кабак под названием «Мрачная тайна» возле Двенадцатой улицы, где за двадцать пять центов можно было получить выпивку, женщину, ночлег и, в девяти случаях из десяти, – перелом черепа. Еще из выдающихся личностей Гиблых Земель можно назвать Черную Сьюзен Уинслоу, управлявшую «одним из самых развратных домов терпимости» в полуразваленном двухэтажном бараке, находившемся на Кларк-стрит, под подъездом к виадуку Двенадцатой улицы. Крыша этого заведения была вровень с тротуаром, а входить туда приходилось по расшатанной лестнице. Зияющие дыры в крыше и стенах затыкали старыми газетами, высота потолков была меньше шести футов, и человеку среднего роста приходилось сгибаться, что делало его менее приспособленным к обороне в случае нападения. За право жить в этом здании Черная Сьюзен платила по сорок долларов в месяц, за исключением времени проведения Всемирной ярмарки в 1893 году, – тогда плата поднялась до ста двадцати пяти. Вместе с мадам Уинслоу жило от двух до пяти девушек, и они пользовались нетрадиционными методами привлечения проходящих по тротуару мужчин. Долгое время они звонили в колокольчик, заводили будильник с регулярными интервалами и стучали по окнам, шипя в это время, как змеи. Но затем они «установили электрическую батарею и присоединили ее к фигуре женщины с металлической рукой, которая стучала по окну, приглашая посетителей зайти».

В полицию поступало множество жалоб от ограбленных в доме Черной Сьюзен жертв, и за шесть лет на ее арест было выдано с десяток ордеров. Но выполнить приказ по приведению притоносодержательницы в полицейский участок было не так-то легко, потому как весила Черная Сьюзен 449 фунтов и во всех направлениях была шире, чем любая дверь или любое окно ее заведения. Как она изначально попала в здание, полиция так и не могла понять. В конце концов эту проблему разрешил знаменитый детектив 90-х годов XIX века Клифтон Р. Вулдридж. На арест негритянки он отправился в патрульном фургоне и подогнал его к черному ходу. Зачитав ордер под усмешки Черной Сьюзен, уверенной в своей недосягаемости для властей, Вулдридж снял с петель двери, выпилил дверной косяк и на пару футов – стену. На нижний брус получившегося проема он положил концы двух дубовых досок в фут шириной и шестнадцать футов – длиной, а противоположные концы их вели в фургон. Одну из лошадей распрягли и привязали к хомуту веревку, вторым концом которой обвязали запястье мадам Уинслоу. Когда лошадь подхлестнули, она понесла, и Черная Сьюзен вылетела из своего кресла. Ее проволокло по прихожей и фута три – по доскам, и тут она начала орать; дело в том, что об обработке досок рубанком Вулдридж не побеспокоился, и на них было полно заноз. Веревку сняли, и негритянка, охая, взошла по доскам в фургон, где всю дорогу до полицейского участка неподвижно лежала на нарах, в то время как одна из ее работниц сидела рядом и вытаскивала занозы. С тех пор проблем у полиции со Сьюзен Уинслоу не было никогда.