Так, по легенде, начался Великий чикагский пожар

Утром 10 октября 1871 года В.Д. Керфут, известный как торговец недвижимостью и управляющий, пошел к развалинам своего офиса на Вашингтон-стрит между Кларк– и Дирборн-стрит. С помощью своего служащего и его отца он очистил территорию от горячего пепла и воздвиг на его месте постройку шестнадцати футов длиной и двенадцати футов шириной. На верху этой конструкции было написано «Квартал Керфута», а на фасаде висела вывеска:

В.Д. Керфут

ПОТЕРЯЛ ВСЕ, КРОМЕ ЖЕНЫ, ДЕТЕЙ И ЭНЕРГИИ

Это было первое здание, воздвигнутое в Чикаго после пожара. Но к 18 октября, через десять дней после начала пожара, жизнь продолжалась уже в 5497 временных постройках, а через год сотни тысяч людей воздвигли десять тысяч основательных зданий общей стоимостью 46 миллионов долларов. К концу следующего десятилетия Чикаго был больше и величественнее, чем могли представить себе даже самые оптимистично настроенные сторонники города; численность населения составляла 600 тысяч и стремительно двигалась к миллионной отметке, которую достигла в 1890 году.

Изо всех зданий Чикаго наиболее быстрыми темпами шло восстановление салунов, борделей, игорных домов и других притонов. Не прошло и года после пожара, как ситуация стала даже хуже, чем в 1857 году или в первые годы Гражданской войны. За первые восемь месяцев 1872 года город выдал 2218 лицензий на салуны, что составляет примерно по одной лицензии на сто пятьдесят жителей, и, как писал Джон Дж. Флинн, «концертные залы, бордели, кабаки и игорные дома расцветали» в бесчисленном количестве. «Каждый полный пассажиров поезд, – писал Флинн, – привозил множество людей с подмоченной репутацией. Игроки, шулеры, мошенники, головорезы и просто бандиты приезжали сюда грабить беззащитных людей». Управление полиции наскоро организовало отряды для патрулирования районов, пострадавших от огня, и охраны новых и недостроенных зданий от вандалов и грабителей, но все было напрасно. Жизнь и имущество людей находились под угрозой, и тот, кто оказывался ночью на улице, становился жертвой грабителей, газеты пестрели сообщениями о преступлениях, об арестах и наказаниях преступников. «Таймс» опубликовала список убийств, совершенных в Чикаго за семь лет, с патетическим комментарием: «Начиная с 1865 года в городе совершено около сотни убийств, и ни один убийца не был повешен!» Многие из душегубов, по сведениям полиции, скрывались в районе, известном как Маленький Ад на Кросби– и Ларраби-стрит в Вест-Сайде. Сердцем Маленького Ада, как написано в старом чикагском справочнике – «центром всех значимых событий, из-за которых Маленький Ад вошел в историю», было длинное, невысокое здание, которое называли «Барак». Оно было построено благотворительными организациями в 1871 году для семей, потерявших кров во время пожара. Но порядочные жители вскоре покинули дом, и его заполонили бандиты, которые проводили время в пьянках и драках. «Каждую ночь, – писалось дальше в справочнике, – сюда приезжал патруль на подавление мятежа. Маленький Ад был самым страшным районом на протяжении нескольких лет, и множество кровавых убийств было совершено именно там».

В начале 1872 года «уважаемые люди и множество священников» организовали «комиссию семидесяти» по борьбе с преступностью и развитию реформ. Действия комиссии, пришедшей к выводу, что причина широкого распространения преступности и беззакония кроется в неограниченной продаже спиртного, и предлагавшей в качестве меры борьбы с преступностью закрытие салунов по воскресеньям, были явно неадекватными. В сложившейся ситуации требовались более энергичные и решительные действия. И вот 10 сентября 1872 года газеты опубликовали приглашение на массовую встречу, на которой планировалось разработать способы и средства, которыми можно было бы помочь полиции в борьбе с преступностью. Приглашение это подписали шестьдесят два бизнесмена во главе с президентом Немецкого сберегательного банка Генри С. Гринбаумом. В нем говорилось: «За все время существования Чикаго не было еще такого периода, когда человек чувствовал бы себя таким беззащитным, как сейчас... Каждый день мы сталкиваемся с убийцами на улицах, задевая их локтем, а закон кажется бессильным по отношению к этим злодеям. Полиция слаба, и ее начальники бездействуют; судьи ненадежны и не всегда неподкупны. Едва ли пройдет хоть один день, чтобы из реки не выловили труп с зияющими ранами, как у убитого Дункана, и каждая рана громко призывает к отмщению. Постоянно совершающиеся в нашем обществе хладнокровные убийства не могут больше оставаться без внимания. Нужно обеспечить спокойную жизнь в городе. Народ Чикаго должен добиться того, чтобы убийцы попадали на виселицу».

На массовой встрече, проведенной на кафедре Торговой палаты 12 сентября, присутствовали несколько сотен жителей города, которые поддержали утверждение Генри Гринбаума о том, что убийц не следует приговаривать к тюремному заключению. «Единственный способ защитить общество от таких преступников, – сказал Гринбаум, – это вешать их». Была учреждена «комиссия двадцати пяти», с целью помочь полиции «в незамедлительных арестах, быстрых судах и безошибочном наказании преступников», и спустя две недели комиссия завершила свое формирование, выбрав постоянным председателем Гринбаума, и приняла резолюцию, которая гласила: «К сожалению, город наводнили в огромном количестве профессиональные воры, взломщики, шулера, проститутки и убийцы. Великий город Чикаго оказался заманчивым полем деятельности для таких «джентльменов удачи»; они приезжают сюда, чтобы свободно заниматься своим низменным ремеслом».

Комиссия двадцати пяти при поддержке крупных бизнесменов Чикаго могла бы стать поддержкой полиции, выполняя те функции, ради которых она задумывалась. Но вместо этого комиссия поддалась льстивым речам умеренных реформаторов. В знак протеста банкир Гринбаум сразу же ушел в отставку. Через несколько месяцев вопрос об ужесточении законов перерос в ожесточенный спор по вопросу о закрытии салунов по воскресеньям. Мэр Джозеф Медил, один из владельцев чикагской «Трибюн», уступил давлению и в начале 1873 года приказал, чтобы закон о закрытии салунов по воскресеньям вступил в силу. Но попытка претворить это положение в жизнь потерпела неудачу – к тому времени в Чикаго было три тысячи салунов, а свободных от других дел полицейских, которые могли бы контролировать все эти точки, было немного. Умеренные силы полностью проиграли на выборах осенью 1873 года; а весной 1874 года, несмотря на демонстрацию в городском управлении, совершенную шестью сотнями священников и «молящихся женщин», городской совет издал указ о легализации продажи спиртного по воскресеньям.

На протяжении двух десятилетий после пожара не происходило никаких или почти никаких изменений в печальной картине расцвета преступной деятельности. Агитация со стороны «Таймс» прекратилась, как только ее редактор Стори отошел от активного управления газетой в 1879 году. С момента жалкого провала деятельности комиссий семидесяти и двадцати пяти ни одна группировка реформаторов не сделала ни одной серьезной попытки одолеть коррупцию в политических кругах или приостановить постоянный рост преступности, пока в 1894 году не была организована Гражданская федерация. В этот период Чикаго разрастался быстрее, чем когда-либо, а полицейское управление продолжало быть самой неэффективной организацией среди других в Соединенных Штатах. Полицейским мало платили, их постоянно подвергали критике за взяточничество, им ставили палки в колеса со всех сторон коррумпированные политики и городские чиновники, их запугивали убийцы и другие бандиты, на них оказывали давление короли игорного бизнеса и владельцы салунов. Полицейские были не в состоянии защитить свой город от преступности и не могли противостоять беспорядкам и волнениям, ставшим спутниками железнодорожных и трамвайных забастовок 1877-го и 1885 годов, взрыву бомбы на Сенном рынке в 1886 году и другим волнениям рабочих и радикалов, постоянно будоражившим город. В 1872 году в полиции насчитывалось 450 человек всех чинов. Спустя двадцать лет, когда численность Чикаго составляла уже 1 208 676 человек и город занимал территорию в 182 квадратные мили, на службе в полицейском управлении состояло 1870 человек, из которых только 1168 могли нести патрульную службу. Одновременно на дежурстве находилось не больше половины от общего числа стражей порядка – то есть один полицейский приходился примерно на двести тысяч жителей.