Изо всех борделей Чикаго больше всего головной боли полиции доставляли «панельные дома», представлявшие собой скорее разбойничьи ловушки, чем публичные дома. Название свое такие заведения получили из-за отодвигающихся панелей в дверях и внутренних перегородках, через которые вор мог пробраться в комнату и украсть одежду мужчины, находящегося в это время на кровати с проституткой. В таких заведениях в комнатах никогда не бывало мебели, кроме кровати и стула или кресла, стоявших рядом с панелью. Ничего не подозревающий клиент клал свою одежду, естественно, на стул, где ее легко можно было достать из панели. Если же пришедший вместо этого бросал одежду на пол возле кровати, то ее подтягивали по полу палкой с крюком. Получить потом какие-то улики всегда было трудно, потому что жертва никогда не видела, кто ее обворовал, а доказать причастность к краже заманившей его проститутки представлялось проблематичным.

Внутреннее строение панельного дома

Детективы Нью-Йорка говорят, что эту методику разработал выдающийся нью-йоркский вор и владелец борделя, известный под именем Молл Ходжес, который управлял несколькими панельными домами в Филадельфии и Нью-Йорке. В Чикаго первое заведение такого сорта открыла на углу Кларк-стрит и Адамс-стрит в 1865 году Лиззи Клиффорд, одна из разбойниц Молла Ходжеса в Нью-Йорке. Дом Лиззи Клиффорд сгорел во время Великого пожара, и, кажется, подобного рода ловушек в Чикаго больше не было до середины 80-х годов, когда они стали появляться в больших количествах. К 1890 году их было уже не меньше двух сотен, большая часть из которых находилась на Таможенной площади, Кларк-стрит, Стейт-стрит и площади Плимут. В 1896 году по подсчетам полиции ежегодно в панельных домах воровали в общей сложности по 1 500 000 долларов. Иногда за одну ночь могли украсть десять тысяч в общей сложности, только в один участок на Харрисон-стрит заявлений о «панельном» воровстве поступало от пятидесяти до сотни каждые сутки на протяжении многих лет. В конце 1896 года полиция закрыла пятьдесят два панельных дома, и еще сорок пять – в 1898 году. В последующие годы были арестованы хозяева двадцати восьми подобных притонов, и были выдвинуты обвинения против нескольких домовладельцев, сдававших грабителям помещение. Записей о том, чтобы кто-то из домовладельцев попал в тюрьму, в полицейских анналах нет, но, переместив огонь на них, полиция весьма скоро покончила с панельными домами.

Своим успехом кампания по искоренению панельных домов обязана в первую очередь детективу Клифтону Вулдриджу, незаурядной личности, которую преступный мир наградил кличкой Муха. Вулдридж очень любил прихвастнуть – он гордо именовал себя «величайшим в мире сыщиком, неподкупным американским Шерлоком Холмсом» и в одной из своих книг написал, что «никогда не было полицейского храбрее, честнее или эффективнее». Тем не менее, он действительно был великим полицейским. Чикагской проституции он доставил больше проблем, чем кто-либо другой из должностных лиц. Он был украшением полиции в период с 1880-го по 1910 год, и совершил за это время 19 500 арестов, послал двести преступников на каторгу и три тысячи – в исправительную колонию, спас из борделей сотню девушек, находившихся там в рабстве, вернул украденного на сто тысяч долларов, закрыл сотню панельных домов, вскрыл сотню фальшивых служб знакомств, отверг пять сотен взяток суммами от пятисот до пяти тысяч долларов, сорок четыре раза испытывал покушения на свою жизнь и в половине случаев получал ранения. Роста Вулдридж был маленького, весил 155 фунтов, но в бою превращался в дикую кошку, как это на собственном печальном опыте познали много рослых громил. Он носил с собой два пистолета, но ни разу не убил человека, хотя и всадил много пуль в руки, ноги и прочие части тела угрожающих или убегающих преступников.

В начале 90-х годов XIX века детектив Вулдридж, с небольшой помощью всего остального полицейского управления, разгромил одну из самых необычных преступных группировок, когда-либо работавших в Чикаго, да и, наверное, где-либо еще, – банду чернокожих разбойниц, промышлявших в проститутских кварталах юга города, на счету которых накопилось несколько сотен грабежей, пока одну за одной их не отправили, наконец, в тюрьму. Они работали, как правило, парами, вооружившись револьверами, бритвами, медными кастетами, ножами и обрезками бейсбольных бит. Одним из их любимых приемов было полоснуть жертву, которая недостаточно поспешно поднимала руки вверх, бритвой по костяшкам пальцев. Среди этих дам были Эмма Форд, ее сестра Перл Смит, Флосси Мур, Хетти Вашингтон, Лора Джонсон, Мэри Уайт, более известная как Душительница, которая наворовала, по подсчетам полиции, более 50 тысяч долларов менее чем за три года, и Элла Шервуд, известная своим свирепым нравом наркоманка. Однажды в 1893 году Элла Шервуд заплатила одному владельцу салуна 375 долларов, чтобы тот укрыл ее, пока не уляжется шумиха. Когда он впоследствии отказался вернуть деньги, она перебила бейсбольной битой все окна, а напоследок, развернувшись в дверях, разрядила по зеркалам и бару два револьвера. На протяжении нескольких лет штабом этих женщин был дом № 202 на Таможенной площади, один из нескольких панельных домов Лиззи Дэйвенпорт, самой, наверное, удачливой разбойницы Чикаго. По сведениям полиции, за восемь или десять лет в заведениях, принадлежавших Лиззи, было награблено на сумму 500 тысяч долларов. Вполне обычными для ее дома на Таможенной площади были ночи, когда там совершалось по десять – пятнадцать ограблений. Для защиты своих разбойниц от полиции Лиззи Дэйвенпорт выстроила камеру из трехдюймовых дубовых досок с массивной дверью, где они прятались при угрозе облавы. Вулдридж же вынудил их покинуть убежище, просверлив в досках дыры и вдувая в камеру через эти дыры перец.

По словам Вулдриджа, подтверждаемым также и записями, самыми опасными из разбойниц были Флосси Мур и Эмма Форд, две опытные карманницы, а равно и налетчицы, и панельные воровки. Облик Эммы Форд был примечателен – чуть больше шести футов ростом, весом в двести фунтов, она была обладательницей длинных рук, которыми могла почесать коленку, не наклоняясь, огромная сила сочеталась в ней с кошачьим проворством. Вулдридж писал о ней: «Она никогда не подчинялась аресту, разве что под дулом револьвера. Не было в полиции людей столь сильных, чтобы удержать ее хотя бы вдвоем, поэтому тащили ее все скопом». Так же перемещали ее и охранники и надзиратели тюрем, где она отбывала короткие сроки. В тюрьме округа Кук она чуть не утопила охранника, опустив его голову в поилку; в колонии она как-то раз разбушевалась в прачечной и изуродовала раскаленным утюгом с полдюжины других заключенных; а в Денвере, где они с Перл Смит убили мужчину перед тем, как перебраться в Чикаго, она повалила охранника, прижав его голову к полу, и оборвала ему усы, кидая их ему же в лицо. Каждый раз, выйдя из тюрьмы, Эмма Форд возвращалась к прежнему ремеслу, и в 1903 году она все еще терроризировала Прибрежный район.

Флосси Мур была, по описанию Вулдриджа, «самой выдающейся разбойницей, когда-либо работавшей в Чикаго». И уж точно самой удачливой: она орудовала в Прибрежном и других районах красных фонарей с конца 1889 года по весну 1893-го и награбила за это время более 125 тысяч долларов. Как-то раз она заявила, что стыдно должно быть той разбойнице, которая не может в Чикаго заработать 20 тысяч долларов. За пазухой она всегда носила большую пачку банковских векселей, а еще одна такая же была у нее про запас в чулке. У нее на окладе был свой адвокат, которому она платила по сто двадцать пять долларов в месяц, на балах, которые давали негритянские проститутки и владельцы борделей, она появлялась в халатах стоимостью по пять сотен долларов, а своему любовнику, белому мужчине по имени Гарри Грей и по прозвищу Красавчик, она выплачивала содержание по двадцать пять долларов в день. Ее арестовывали и выпускали под залог по десять раз на дню, за год она представала перед судом по тридцать шесть раз, и общие суммы ее залогов составляли тридцать тысяч долларов. Штрафов она за все время заплатила тысяч на десять, и однажды, когда ее в очередной раз приговорили к выплате ста долларов, она ухмыльнулась судье и заявила: «А чего не двести? А то мне деньги девать некуда...» Несмотря на то, с какой частотой ее арестовывали, Флосси Мур удавалось избегать наказания вплоть до марта 1893 года, когда она угодила в Джолье на пять лет, украв у одного пожилого фермера сорок два доллара. По словам тюремной администрации, это была одна из самых непокорных заключенных, какие когда-либо сидели в Джолье: дважды она пыталась убить надзирательницу и шесть месяцев провела в одиночке. Отбыв срок, она вернулась в Чикаго, но вскоре уехала на восток, и в последний раз о ней слышали в 1900 году в Нью-Йорке.