Но потом положение вещей внезапнопеременилось. После смерти родителей Павлик принялся пить и в короткий периодпревратился в грязное, опустившееся существо. Он вынес из дома мало-мальскиприличные вещи, спустил колечки Ксюши и просто не просыхал. На его фоне Витькатеперь выглядел почти образцом, он хоть и выпивоха, да трудится на заводе, аПавлик почти бомж.

Самой большой радостью для Раисы был теперьзвонок Ксюши.

– Прости, пожалуйста, – робко спрашивалата, – Павлик не у вас? Пятый день не ночует!

Душу Раисы заполняло неизъяснимое блаженство.

– К нам не заходил, –фальшиво-сочувственно отвечала она, – да и некогда нам гостей принимать,на службе пластаемся, копеечку зарабатываем. Сама знаешь, нам с Витьком никтонаследства не оставил, пахать нужно. Муж вот шубу мне купить собрался.

Последняя фраза была откровенной ложью. Надоху Рая собирала самостоятельно, откладывая крохи из копеечной зарплаты, ноКсюша, наивно верившая всему услышанному, тихо всхлипывала и вешала трубку.Собственно говоря, против Ксении Рая ничего не имела, она просто ненавиделаПавла и от души желала тому всего плохого.

Одновременно с алкоголизмом Павлик приобрелпривычку приходить к Виктору и клянчить деньги на горячительное. Каретниковвсегда поступал одинаково: покупал бутылку и распивал ее вместе с братом. БоясьРаису, Витя, словно шпион, соблюдал конспирацию, но грозная супруга, вернувшисьс ночной смены, окидывала взглядом старательно вымытую кухню и закатывала скандалс постоянным припевом:

– Опять эта пьянь рваная тут гуляла! Сколькораз говорить! Он нам не пара.

Витька никак не мог понять, каким образомРаиса чуяла дух Павлика, и пытался оправдать брата:

– Он переживает, мучается, хочет еще однукнигу написать, а не может!

– Пусть работать идет, мешки таскать, –злилась Рая, – нечего за чужой счет ханку жрать! Писатель, блин!

Аня замолчала, я вздохнула. Увы, случается,что члены одной семьи не переваривают друг друга!

– Она радовалась, когда он умер, – тиходобавила Аня, – я даже замечание ей сделала: ну нельзя же быть настолькозлой!

– Павлик скончался? – для порядкапоинтересовалась я.

Аня кивнула:

– Да. Они же с Витькой вместе в одной машинеразбились!

Я уронила на пол чайную ложечку. Вот этоновость!

Аня нагнулась, чтобы поднять ложку.

– Ты ничего не перепутала? – ошарашеннопоинтересовалась я.

– Нет.

– Понимаешь, я ездила с Раисой в морг, ей тамсначала показали фото Вити, а потом снимок другого мужчины, погибшего в аварии,так она его не опознала. На вопрос служащего она твердо заявила: «Нет, в первыйраз вижу».

Аня горько охнула:

– Признала она его великолепно, сама мне обэтом сообщила.

Я удивилась еще больше:

– Но отчего же там промолчала? Согласись, этостранно!

Аня принялась вертеть поднятую с пола ложечку.

– Конечно, о мертвых плохо не говорят, но…жадная Раиса была до крайности, снега у нее зимой не выпросишь. Хотя и осуждатьее за такое поведение никак нельзя, она одна деньги в дом приносила, Витькасвои пропивал. Все дело в монете.

– Ты о чем?

Аня наклонилась ко мне:

– Кошелек ей показали, в нем пять сотенлежало, «зеленью». Вот Раиса и рассудила: откуда у Витьки такие огромадныеденьги?

– Может, заработал, – предположила я.

– Где бы это? – скорчилась Аня. –Как ни крути, неоткуда их ему взять! На заводе копейки платят. Витька, правда,на дороге бомбил, но подумай: кто ж столько отвалит? Нет, не его это бабки.

– А чьи?

– Павлухины.

– Ну ты и сказала, – засмеялась я, –только что объяснила, в какое отребье превратился парень! У такого точно вкармане полтыщи долларов на мелкие расходы не могло быть.

– Павлик воровал, – нехотя выдавила изсебя Аня, – Витька хоть пил, да чужого никогда не брал. А Павел машины настоянке у метро вскрывал и тырил все, что плохо лежит, ну, магнитолу илизонтик, перчатки… Мало ли кто чего на сиденье оставит. Потом прямо на улице закопейки отдавал и за пузырем летел. Один раз его поймали и в милицию отволокли.Только не посадили, Ксюша в ногах у всех валялась, у ментов и потерпевшего,последние сережки из ушей вытащила. Вот ее они и пожалели, отпустили Павла,только, думается, он своего занятия не бросил, отсюда и пять сотен.

– Но они лежали в кошельке у Вити.

– Нет, Павлика портмоне было.

– Но Рая сказала…

– Обманула. Витька свои бабки по карманамрассовывал, а Павлуха по старой привычке кошелек имел, он его, наверное, братуотдал, или, когда в аварию попали, ихние вещи перемешались. Вот Раиса и несказала, кто второй потерпевший. Я ее укорила, а она обозлилась: «Мне бабкинужны на похороны, а еще Павлик нам задолжал. Приходил сюда каждый день, ел,пил, ничего не приносил. Мои баксы!»

Я покачала головой:

– Недостойное поведение.

– Угу, – кивнула Аня, – правда, онапотом сама сообразила, что так уж нельзя, больно некрасиво. Я ее уговорилаКсюше позвонить, еле уломала. Ну не хочешь деньги отдавать, ладно, смолчи, хотьи гадко, но разве ж можно допустить, чтоб Павлика как собаку зарыли? Непомянуть, не отпеть…

– И она признала твою правоту?

Аня кивнула:

– Да, звякнула Ксюше и нелюбезно так буркнула:«Твой урод подбил моего мужа пьяным за руль сесть, теперь оба в морге, а всеиз-за Павла». Во как она его терпеть не могла! Страшное дело!

– У тебя есть телефон Ксюши?

– Откуда? А зачем он тебе?

– Ну… надо.

– Тогда ступай к Райке в квартиру, там Ларискана поминки готовит, надо же Каретниковых проводить. На столике у телефонакнижка лежит, черная такая, растрепанная.

Я побежала назад и, не встретив никакогосопротивления со стороны Ларисы, обнаружила распадающийся блокнот. На первойстранице неустоявшимся почерком человека, редко берущего в руки стило, былонаписано: «Павлуха». Рядом виднелись кособокие цифры.

Слава богу, к моменту, когда я оказалась наулице, дождь внезапно прекратился. Сев в «Жигули», я вытащила телефон, и тутмобильник внезапно зазвенел. Я глянула на определитель. Ни у кого из моихзнакомых нет такого номера, но ответить все равно надо, хотя это явная ошибка.