– Нет, неверно. Вы плохо слушали вопрос, речьидет о птичках, а не о длинноухих, и Киркоров, безусловно, крайне талантливый ияркий певец, но тут совсем ни при чем.

– Следующий звонок, Миша!

– Ну ваще-то, – загудел невидимыйюноша, – сложняки у вас постоянно! Всем билетик на Луиса охота!

– Луис не трамвай, – не утерпелая, – на него билеты не продают, речь о концерте, если знаете, о какихптичках балет, то прошу!

– Так воробьи!

– Нет!!! – заорала я. – Слушайтеподсказку: они белые и черные.

– Пингвины, штоль? – озабоченно спросилМиша.

Вы мне не поверите, но никто из дозвонившихсядо эфира людей не мог правильно ответить. Я наслушалась различных вариаций натему. Слушатели припомнили всех: попугаев, орлов, колибри, ворон, сорок,голубей. Один парнишка даже сказал:

– Птица-секретарь.

Когда до конца эфира осталось чуть большешестидесяти секунд, я наконец услышала долгожданное:

– Лебеди!

– Ура, – вырвалось из моей груди, –абсолютно, стопроцентно верно! «Лебединое озеро». А теперь имя композитора?

– Ну, – осторожно протянуло милоесопрано, – кажется, Маяковский!

– Нет, он был поэт.

– На «ский» тоже заканчивается.

– Верно, – ободрила я девушку. –Ну-ка, что вы любите пить по вечерам, а?

– Водковский! – заорала девица. – Нуточно! Водковский!

Я лишилась дара речи, но тут очень кстатисначала зазвучала тихая музыка, а потом бодрый голос речитативом завел:

– Новости спорта.

Мне снова не удалось вовремя «вылететь» изэфира. Без всякого напоминания я выключила кнопку, повернулась и локтем сшиблаоставленную кем-то открытую бутылку «Святого источника». Вода потекла поджинсам. Дверь в студию распахнулась, влетел парень, он схватил «уши» ибрякнул:

– Чего сидишь, топай давай, ща мой эфир. Ну тыдаешь! Воды налила, хорошо не коротнуло, ну раззява!

Я выползла в холл. Из другой двери высунуласьрежиссер:

– Молодец!

– Ужасно!

– Меня Ликой зовут, – прищуриласьтетка, – ты шикарно держалась! Прямо здорово! В другой раз только имей ввиду, у нас аудитория молодежная, с ней надо разговаривать попроще. Ну типа,как Луис!

Я горестно вздохнула:

– Попытаюсь, хотя сей сленг мне не слишкомзнаком.

– На, – протянула Лика конверт.

– Это что?

– Деньги за эфир, ты же внештатница, поэтомукаждый раз станешь получать.

Я заглянула внутрь и ахнула:

– Ой, да тут целая куча денег!

– Сто двадцать пять долларов в рублевомэквиваленте! Это за неделю!

Я пришла в полный восторг. Отличная цена всегоза пару часов мучений. Надо, пожалуй, найти учителя речи тинейджеров.

– Ты в другой раз памперсы в эфирнадевай, – хихикнула Лика.

– Я просто воду пролила, – пояснила я,ощущая, как мокрые джинсы противно липнут к ногам.

Лика фыркнула и попрощалась со мной. Япобежала вниз. Сейчас накуплю всем подарков!

Войдя в квартиру, я наткнулась на Лизу ипротянула ей диск:

– На.

– Это что?

– Игрушка.

– Спасибо, – кивнула девочка. – Тыразбогатела?

Решив слегка попрактиковаться в разговорнойречи, я кивнула:

– Набашляла хрустов.

Лиза вытаращила глаза:

– Эй, Лампа, ты чего?

– Набашляла хрустов. Так говорили у нас вконсерватории студенты, которые, несмотря на строжайший запрет ректора,лабухали по кабакам. Вы теперь по-другому выражевываетесь?

Лиза скорчила гримасу:

– Лампудель! Это отвратительно! Так в нашейшколе никто не разговаривает.

– Да? – с сомнением спросила я. – Акак надо? Научи, пожалуйста! То-то я Луиса не поняла! Увы, я безнадежно отсталаот жизни!

– Ты слушала Луиса?!

– Ну, в общем и целом как бы сказать…

– Жуть! Никому не рассказывай!

– Что, так стыдно?

– Отвратно. Имей в виду, от Луиса балдеюттолько те уроды, которые наслаждаются радио «Бум»!

Я заморгала, но все же выдавила из себя:

– Оно такое плохое?

– Отстой для безголовых чурбаков, –пояснила Лиза. – А уж ведущие у них! Ну прямо тушите свечи. Если девушкапризнается, что она наслаждается «Бумом», ни один приличный человек с ней нестанет иметь дело.

– А если она там работает диджеем? –решила уточнить я. – Пару раз в неделю, внештатно? Тогда как?

Лиза скривилась:

– Знаешь, в этом случае ей остается толькозастрелиться! Нормальный человек на «Бум» не пойдет! Ты деньги-то гдераздобыла?

Понимая, что правду нельзя говорить ни в коемслучае, я промямлила:

– Ну, нам с Федорой клиент попался.

– Поздравляю, – обрадовалась Лиза. –А чего, опять пропавшую болонку искать надо?

Я посмотрела в ее большие, наивно распахнутыеглаза. Нет, похоже, Лизавета не издевается, она просто вспомнила, как всентябре прошлого года к нам обратилась бабуся, потерявшая собачку.

– Нет, – мирно ответила я. – На этотраз речь идет о женщине, убежавшей от мужа к любовнику.

Утром мне совершенно не хотелось вставать,неожиданно резко похолодало, пошел дождь. Я натянула на себя одеяло, зевнула,повернулась и увидела прямо перед носом наглую Мульяну. Без всякого стеснениямопсиха устроилась передней частью тела на моей подушке, для хозяйки осталсялишь один уголок.

Я села.

– Послушай, Муля, это полнейшее безобразие, ану уходи отсюда!

Мульяна сделала вид, что абсолютно не слышитгневных речей, и продолжала сладко посапывать. Ей было на редкость комфортно.Объемистая задняя часть покоится под уютным пуховым одеялом, передняя лежит намягкой подушке. Эх, если бы сюда еще и колбаски принесли!