местные военно-гражданские администрации, полномочия которых не приведены в соответствие с необходимостью устранения устоев преступного украинского режима. Там не устранена и сохраняется возможность нового всплеска фашизации.

Что же касается территорий, опекаемых киевским режимом, то и здесь перспектива воспрепятствования этому опасному процессу также остаётся недостаточно ясной.

Что может означать установление нейтрального статуса государства, на условии которого Россия готова прекратить там свою военную операцию? При проведении голосования по этой части что-то может пойти не так. До конца ли удастся вытравить в обществе национализм, на протяжении долгих лет перераставший в его недопустимую, крайнюю форму?

Положение с упорством украинского сопротивления обязывает не медлить и с вопросом о справедливом наказании лиц и групп лиц, повинных в злодейских деяниях, имевших место как на Донбассе, так собственно и на Украине, деяниях, несовместимых с нормами международного права и человечности.

Дойдёт ли дело до создания специальных трибуналов — по аналогии с теми, какие проводились уже в ходе Великой Отечественной войны и по её завершении? Или о них одни разговоры? И почему, раз речь о киевском режиме заходит как о прямом выразителе и проводнике неонацизма, а ещё и — терроризма, Москва не ставит вопроса о судебном преследовании вожаков этой «верхушки» — включая президента Владимира Зеленского? Потому ли, что они избраны в процессе общего голосования? Но Гитлер ведь тоже избирался и у немецкой нации был даже любимцем.

В Советском Союзе, погнавшем его армии и фронты на запад, ни в правительстве, ни в народе с самого начала Великой Отечественной никто не скрывал желания низложить вооружённого врага силой и уничтожить самого фюрера в его логове…

В пределах тематики, которой мы здесь придерживаемся, возникшие насущные вопросы такой направленности, как представляется, не должны восприниматься как неуместные, выходящие «за пределы».

Мы с вами исследуем проблемы, связанные с понятием и различным пониманием свободы. Где больше всего о ней распространяются — к делу и не к делу? Не в странах ли НАТО? Не на Украине ли? И не в том ли нескрываемом, определённом смысле, когда защиту приятной ими во всех отношениях свободы вообще они совершенно легко переводят в защиту свободы фашизма?

Зная об основаниях для такой бесцеремонной и напористой интерпретации, нельзя не согласиться: она — в русле той закономерности, которую мы здесь пытаемся раскрыть и постичь. В своих хулящих речах и «мстящих» поступках ярые приверженцы провозглашённой ими или позаимствованной у них узколобой либеральной демократии демонстрируют полнейшую неосведомлённость в зыбком предмете свободы. Бесконечные с их стороны упования на неё вряд ли сто́ят выеденного яйца.

Негоже и нам уподобляться в том же старании. Освобождение «до конца», как процесс немыслимого угождения раскованным, «летучим» страстям, требует поэтому повышенного к себе внимания. Разбирая примеры с его превратным пониманием, мы, полагаю, в полной мере можем осознать особую его актуальность для настоящего беспокойного времени. Здесь не обойтись без рассуждений о вещах, нами, как правило, всегда оставляемых на потом или и вовсе забытых.

Я здесь предлагаю опять вернуться к вопросу о том, где и в чём мы способны замечать самое крайнее освобождение. Кому и чему оно служит или может служить, что является отправной «точкой» для него?

Для пояснений обратимся к таким понятиям, как абсолютное материальное и абсолютное духовное. Вскользь о них нами уже упоминалось. Необходимо основательнее заняться ими с целью выявить «динамику» их «выроста» и объяснить, как этот процесс сопряжён с реальной действительностью.

Что здесь примечательного?

Как таковые эти двухсловные термины исходят из конкретных вещей и понятий. Однако данное утверждение принимать в лоб и сразу соглашаться с ним — не следует.

Абсолютное материальное — это не что-то вещественное, которое взяли и увеличили, произведя некое механистическое действие, начав с какой-то понятной нам величины. Суть в другом: берётся не сам материальный предмет, а понятие о нём. Как возникшее в сознании, оно становится пригодным для обобщения.

В степени запредельного обобщения оно нисколько не претендует на выражение собою чего-то материального, вещественного. Если же его обращение в конкретную, осязаемую вещь или в предмет иногда допускается, то лишь — условно.

В этом случае используется термин материя. В космосе, например, ею обозначают то, что можно представить как материальное: тела звёзд, планет, астероидов, частицы и проч. Не упускают возможности поговорить о ней философы, когда под нею понимается опять же материальное, будто бы ощутимое, но взятое вне его конкретной, индивидуальной формы, объёма и состояния.

Достаточно широко употребляемое слово «материя» есть лишь то неосязаемое и нематериальное, с чем плотно увязано уже знакомое нам понятие вообще. Одновременно это и ничто, с которым мы также имели встречи, и в нём нет и совершенно исключено вещественное, конкретное.

Абсолютное духовное «образуется» по аналогичной схеме. Только ему нет пока дублирующего названия, а исходным для него становится производное от нашей мыслительной деятельности в самых разных сферах.

В учёных кругах не очень любят подступаться к этим двум отвлечённым понятиям, как нет и особого желания по возможности глубоко исследовать их. Думается, напрасно.

Уже в их сопоставлении по отношению друг к другу можно обнаружить немало любопытного. Дотошный ум способен усмотреть в них нечто сходное, даже одинаковое.

Правильнее будет говорить здесь о том понятийном, откуда они «вырастают» на стадиях обобщения, отрываясь от реальности и «застревая» в абсолюте.

Понятийное, как получающее «вырост», ещё не есть полностью отвлечённое; в нём каждое единичное имеет свои признаки, свою форму и содержание. Сходство же в том, что материальное и духовное не могут не иметь совершенно одинаковой составляющей в их наполнении: это то, что именуется информативностью, информативным. Когда его нет совсем, нет и знания о чём-либо, знания хотя бы крохотного. А без него нет и понятийного, в том числе абсолютного — как материального, так и духовного.

Свобода в её состоянии и «предметности», интересующая нас как явление не только социумной значимости, осознаётся нами и умещается только в тех пределах, где властвует понятийное, равно как и наше знание о нём. Каждому понятию здесь открыт путь в сторону бесконечности, абсолютного. Однако в этом движении, если оно обусловлено фактором освобождения, до точки «кипения» ничему из материального «добраться» не суждено.

Есть два ответа, почему этого не может произойти. Первый: движение по какой-либо причине приостанавливается или возвращается вспять, не войдя в закрай.

Второй: движение «в самый последний момент» перед «заходом» в абсолютное должно быть лишено своей моторности, однако ему, если оно вещественно, стать абсолютным, не связанным ни с каким конкретным предметом или понятием, нельзя; в этом случае необоримая энергия