Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну что ж… – капитан записал номер, – я постараюсь…
– А кто это там идет? – Он показал на что-то за моей спиной.
Я оглянулась, но никого за спиной не увидела, а когда снова повернулась к капитану, чтобы спросить, что это за детсадовские шутки, – того уже и след простыл.
Только Маруся сидела, озадаченно глядя в пространство.
– Странный какой-то человек! – проговорила я и пошла дальше. – Вот куда он подевался? А ты куда смотрела?
Маруся смущенно опустила глаза и сделала вид, что она вообще ни при чем.
Направлялась я к дому, но задумалась и свернула не туда. И очнулась только, когда увидела, что оказалась в пустом сквере.
Нет, не пустом – посреди дорожки сидел человек в куртке с высоко поднятым воротником, перед ним был раскладной мольберт с незавершенным этюдом, и человек сосредоточенно наносил на него мазок за мазком.
Приглядевшись, я увидела, что это не кто иной, как мой старый друг Мишка Бобрик.
– Привет, Бобрик! – окликнула я приятеля.
Он оглянулся, узнал меня и улыбнулся:
– И тебе привет! Собачку выгуливаешь?
– Или она меня… а ты, как всегда, работаешь…
Я пригляделась к скверу – и вспомнила, что видела у Бобрика не меньше десятка работ с этим видом.
– Что это ты все один и тот же сквер рисуешь?
– Ну, здесь же каждый раз другое освещение! Значит, другой колорит, другая живописная задача… ты помнишь, сколько раз Клод Моне изображал Руанский собор?
Он положил кисть и растер замерзшие руки.
Маруся тем временем подбежала к нему и дружески ткнулась носом в рукав. Но тут же почувствовала запах краски, чихнула и отошла с обиженным видом.
– Черт, – пробормотал Бобрик, прищурившись, – здесь бы ультрамарина добавить, но он такой дорогой…
– Не тебе бы это говорить! – машинально проговорила я.
– Ты это о чем? – Бобрик удивленно взглянул на меня.
Вот, не хотела говорить на эту тему, но слово – не воробей, вылетит – не поймаешь…
– Ну, у тебя же очень хорошо купили картину.
– Картину? – Бобрик поднял брови.
– Ну да – картину «Вечерний свет».
– Ах, ну да, продал я ее… – Бобрик грустно усмехнулся. – Но за такие гроши… да еще Милана свой процент взяла, так что мне едва осталось на холст и краски.
– Да что ты? – Я взглянула на него недоверчиво: – А мне капитан сказал совсем другое!
И я пересказала ему свой разговор с капитаном Серовым.
– Путает что-то твой капитан! – Бобрик махнул рукой.
– Так, может, это Милана тебя водит за нос? Продает картины за большие деньги, а тебе платит копейки?
– Нет, этого не может быть! Во-первых, Милана, конечно, пижонка и выпендрежница, но она дама честная и так со мной бы не обошлась. Кроме того, я же знаю цены на художественном рынке и понимаю, что моя картина больше и не стоит.
– Нет, Бобрик, ты хороший художник! – искренне вступилась я за друга.
– Спасибо, конечно, на добром слове, но деньги платят не хорошим художникам, а раскрученным. Деньги, Катерина, платят за имя! А в имя нужно сначала вложить большие деньги. Статьи, отзывы, хорошая пресса – тогда цены и начнут расти. Когда покупатели понимают, что удачно вкладывают деньги. А я пока совсем не раскручен, так что такие деньги за мою картину никто не заплатит!
Я хотела что-то ответить, но Маруся дала понять, что ей надоел наш разговор и печенья хочется, так что мы пошли домой.
Но позавтракать нам не удалось, поскольку из кухни доносились какие-то ужасные звуки – скрежет и вой, изредка прерываемые ругательствами.
Ясно – там работает Васильич…
Все же при мне он таких выражений не употребляет! Знает, что я их не одобряю…
Звуки в кухне прекратились, Васильич выглянул в коридор и проговорил:
– А, это ты пришла? А я не услышал… извини, если лишнее слово вырвалось. Просто там кто-то так все с разводкой напортачил, что мне никак не разобраться…
Я, конечно, знаю манеру всех мастеров ругать своих предшественников, поэтому промолчала.
А Васильич продолжал:
– Главное, там непременно нужен тройной переходник со сгоном на три четверти, а сейчас таких днем с огнем не отыщешь, их больше не выпускают, если только где старые запасы остались… Это ж такое старье, еще, наверно, отец твой ставил…
– С чем? – переспросила я. – С каким загоном?
– Не загоном, а сгоном! – поправил меня Васильич. – Да не бери в голову, достану как-нибудь. На крайняк придется к Таракану наведаться, у него все найти можно.
Я подумала, что ослышалась.
– К Таракану? – переспросила на всякий случай. – К какому еще Таракану? Что это за Таракан такой?
– Да есть тут неподалеку одно заведение. Народ там выпивает и общается, и там же можно достать всякие устаревшие детали и устройства – детали для ламповых телевизоров, для старых автомашин и вот такие водопроводные переходники…
– И где же это заведение находится? – спросила я, стараясь не выдать свой интерес.
Ведь именно там, у Таракана, человек, называющий себя Романом, назначил встречу своему подручному… толстому Хомяку.
– А тебе зачем? – прищурился Васильич.
– Да так, просто любопытно… раз уж я здесь теперь живу, надо действовать по принципу «люби и знай свой край».
– А, ну если так… вообще-то это заведение на углу Столярной улицы и Токарного переулка. Такой подвальчик небольшой. Но я тебе скажу, что ходить туда женщине лучше не надо… Там, понимаешь, народ специфический попадается.
– Да я и не собираюсь! Что мне там делать! – отмахнулась я и поскорее ушла в комнату.
Запивая кусок батона водой из бутылки, я задумалась, идти или не идти мне к этому самому Таракану. С одной стороны, лучше бы не ходить, потому что место опасное, раз уж Васильич особо это подчеркнул. И адвокат меня предупреждал, чтобы вела себя тихо и не вляпывалась ни в какие неприятности.
Прежде я не отличалась авантюрными наклонностями. Но сейчас вокруг меня происходили странные и пугающие события, и мне хотелось в них разобраться. Вот я и подумала, что могу найти хоть какой-то ключ к происходящему в заведении «у Таракана».
C другой стороны, следовало туда пойти, чтобы выяснить наконец, какого черта нужно от меня этим двоим, точнее, Роману, потому что Хомяк явно у него только на подхвате и просто выполняет распоряжения.
Тут до меня дошло, что и того хулигана, который пристал ко мне по дороге на открытие выставки, несомненно, нанял Роман, чтобы со мной познакомиться. Ну да, подразумевалось, что я воспылаю к