уже сказала, очень хорошая зрительная память. Что я увидела – то уже не забуду. Так что номер машины Романа намертво отпечатался в моей памяти.

А номер машины – это как документ, по нему я достоверно узнаю, кто такой Роман. Вряд ли он Роман, скорее всего, наврал мне. И вряд ли он приехал в наш район на своей собственной машине. Но выяснить про машину все же нужно.

Ну, по крайней мере, на чьей машине Роман ездит, а это все же лучше, чем ничего.

Но был еще и третий результат.

Уезжая, Роман крикнул Хомяку, что встретится с ним завтра в четыре часа у какого-то Таракана.

Правда, этот результат несколько сомнительный.

Я знаю время их встречи – четыре часа, причем вряд ли это четыре утра. Но вот место…

Кто такой Таракан?

Ответа не было. Как не было и на многие другие вопросы.

Я тяжело вздохнула и отправилась домой, подгоняемая Марусей, которую обычно трудно вернуть с прогулки домой, но сегодня это оказалось легко.

Я шла и снова с горечью думала о собственной глупости.

Надо же, вообразила, что этому стильному, импозантному мужику интересна я сама. Не важно даже – как женщина или как художник, но именно я…

Купилась на его цветистые комплименты, на хорошо подвешенный язык! А он, как выяснилось, просто ловко задурил мне голову, чтобы… чтобы что?

В разговоре с Хомяком он несколько раз упоминал, что ему нужны какие-то они… черт его знает, что это такое, но похоже, что ради них он способен на любое злодейство…

Маруся негромко, но очень выразительно заскулила – и только тогда я заметила, что, задумавшись, прошла мимо собственного подъезда. Это уж совсем не дело…

Мы вернулись, поднялись на лифте и вошли в квартиру.

Вечер прошел спокойно, мы с Марусей закрылись на все замки и по телефону ответили только тете Свете, которая осведомилась, как мы ладим с Васильичем. Я чистосердечно ответила, что прекрасно, дядька и правда хороший.

Ночью мы с Марусей спали в одной кровати. Не подумайте, что я такое одобряю, но день был такой тяжелый, что у меня не хватило сил спихнуть собаченцию на пол, когда она приперлась ко мне в два часа ночи и дала понять, что ей одиноко.

Спали мы долго, и, как ни странно, не тревожили меня воспоминания и не снились плохие сны.

Утром в окно светило редкое для этого времени года бледное солнце, так что мы погуляли подольше, навестили собачью площадку, а потом зашли в пекарню на углу и купили там свежеиспеченный багет и соленого печенья с тмином.

Маруся бодро припустила домой, она обожает такое печенье, хотя оно и вредно, но я не могу ей отказать.

Я шла за ней, едва удерживая поводок, и вдруг с моим зрением что-то случилось.

Я видела не дома, машины и прохожих, а этюды, карандашные и акварельные наброски этой улицы. Мне захотелось запечатлеть все то, что я вижу, на холсте или картоне…

Что это со мной, уже больше двадцати лет я не испытывала такого желания. Я думала, что с живописью покончено. Неужели так повлияла на меня история с картиной…

Проходя мимо двора, где находилась галерея «Милан», я невольно ускорила шаг. Мне сейчас совсем не хотелось встречаться ни с кем из галереи. Милана на меня зла, непонятно только с чего, не я же украла свою картину.

Однако далеко уйти я не успела, как за спиной у меня прозвучал знакомый голос:

– И все-таки, почему они украли именно вашу картину?

Я вздрогнула и обернулась.

В двух шагах от меня стоял капитан Серов.

Его кукольное личико выражало глубокую задумчивость.

– Господи, капитан, вы меня напугали! Вы что, следите за мной?

– И в мыслях ничего подобного не было! Шел себе по своим делам, смотрю – а тут вы… с собачкой.

Маруся наконец спохватилась, вспомнила свои собачьи обязанности и зарычала на капитана.

– Спокойно, Маруся, спокойно! – приструнила я ее. – Капитан не сделает нам ничего плохого! Правда же?

– Разумеется. – Серов придвинулся поближе, опасливо покосившись на Марусю, она же повернулась к нему боком и приподняла верхнюю губу, продемонстрировав здоровый и очень внушительный клык, так что в маленьких глазках капитана мелькнуло нешуточное беспокойство, а мне стало весело.

– И все же, Екатерина Романовна, почему они украли именно вашу работу? – Капитан Серов дал понять, что так просто мы с Марусей от него не избавимся.

– Они?

– Они или он – я пока не знаю. Но вот почему выбрали именно вашу работу? Чем она отличается от остальных?

– Понятия не имею.

– Кстати, вот вы сказали мне, что все картины на этой выставке гроша ломаного не стоят…

– Ну, я не говорила так грубо…

– Но смысл ваших слов был примерно такой. Так вот, я поднял бухгалтерские документы галереи и выяснил, что все обстоит совсем не так…

– То есть?

– То есть некоторые картины, выставленные в этой галерее, были в последнее время проданы за очень солидные деньги.

– Ну уж и солидные!

– Для меня, так очень солидные. За цену каждой из этих картин можно было бы купить хороший автомобиль.

– Да что вы говорите? – протянула я с сомнением. – Может, здесь, в этой галерее, случайно оказались работы каких-нибудь знаменитых художников?

– Да нет… некоторых художников, чьи работы были так удачно проданы, вы хорошо знаете.

– Кого это?

– Да вот, например, Михаил Бобров. Он ведь, кажется, ваш старый друг?

– Мишка Бобрик? – удивленно переспросила я.

– Да, именно он.

– И его картина была продана за большие деньги? Не может быть! – Я даже засмеялась от такого предположения. Мишка Бобрик и большие деньги – две вещи несовместные!

– А вы его, Екатерина Романовна, сами спросите! Картина называется «Вечерний свет».

– Да неудобно как-то…

– Да вы же близкие друзья…

Как-то мне не понравилось выражение его лица, когда он сказал насчет друзей.

– Вы правы, – твердо сказала я, – у близких друзей не может быть друг от друга секретов, так что я обязательно его спрошу.

Не знаю, понял ли он мой прозрачный намек, но теперь он не выглядел таким противным.

– Вот, кстати, – оживилась я, – у меня к вам личная просьба.

– Какая же?

– Да ничего особенного, узнать по номеру, кто владелец машины. У вас же наверняка есть такая возможность, верно?

– Верно, – он улыбнулся одними губами, – а вам зачем?

– Вы не поверите! – голос мой дрогнул. – Этот тип едва не сбил мою собаку! Мы переходили улицу, и он вывернулся оттуда вот… – я махнула рукой в неопределенном направлении, – Маруся едва