армия будет мало-помалу ослабевать. Когда настанет подходящий момент, мы с тобой убьем бога богов, Верлен. Надеюсь, до тех пор ты не возненавидишь меня настолько, что откажешься нам помогать…

Мне следовало бы промолчать, однако я не смог сдержаться. Слова сорвались с моих губ прежде, чем я успел опомниться:

– Я… никак не могу возненавидеть тебя, Сефиза. Вне зависимости от того, что ты делаешь…

Я сказал чистую правду, нравилось мне это или нет.

К тому же Сефиза вряд ли сможет заставить меня страдать сильнее, чем заставил ее страдать я сам.

– Я тоже никогда не смогу тебя ненавидеть, Верлен, – ответила девушка. У нее задрожали губы, казалось, она в отчаянии. – Но я не отступлюсь только из-за того, что люблю тебя.

– Ты… ты… что?

Она так легко произнесла эти слова, словно высказывала убеждение, к которому пришла уже давно.

Сефиза с обреченным видом пожала плечами, смиряясь с необходимостью признать очевидное. Глаза ее внезапно заблестели, и она прошептала:

– Все было бы намного проще, если бы я тебя не любила. Мне бы так хотелось сдержать данное слово, забыть о чувствах к тебе – я же поклялась Элдрис, что сделаю это. В конце концов это правда, ничто не должно поставить под угрозу нашу миссию. Нет ничего важнее ее… Абсолютно ничего. Я думала, что сумею отодвинуть чувства в сторону, остаться безучастной… Я правда так думала…

Она жалобно всхлипнула и закрыла глаза рукой.

– Сефиза… – пробормотал я, не зная, что ответить.

По ее милости я оказался в темнице, она только недавно воспользовалась мною как оружием, не обращая ни малейшего внимания на мои возражения. И все же от ее признания все во мне перевернулось…

Мой разбившийся на кусочки, превратившийся в безжизненную пустошь мир вдруг возродился, собрался воедино, заиграл новыми, неожиданными красками, яркими и вибрирующими…

Было очень трудно поверить, что эта девушка, которой я причинил столько горя и которая приложила столько сил, дабы отомстить мне, может меня любить. Более того, эта камера, наверное, худшее место в мире для такого признания, и момент совершенно неподходящий. Мне показалось, будто у меня в животе трепещут крылышками тысячи бабочек.

Внезапно все, что нас разделяло, исчезло.

Боль, предательство, даже цепи исчезли из моей памяти. Отныне остались только я и Сефиза. Нашим душам суждено вновь и вновь находить друг друга…

– Я люблю тебя, Сефиза, – прошептал я. – Больше всего на свете… Так сильно, что не выразить словами.

Девушка безвольно уронила руки и подняла на меня полные слез глаза.

– Мне так жаль, – всхлипнула она. – Все произошло так быстро, все покатилось в тартарары, и я уже ничего не могла сделать… Верлен, клянусь тебе, я не знала, что будет, когда вела тебя в кузницу. Мне так жаль, что в тот момент я приняла это решение… И я безмерно сожалею о том, что сделала потом… Прости меня…

Она поставила стеклянную баночку на пол, быстро подошла ко мне, крепко обняла за шею и внезапно разрыдалась.

Не имея возможности обнять ее в ответ, я ограничился тем, что наклонил голову и уткнулся носом в шею Сефизы.

– Я не могу… – пролепетала она заикаясь. – Это слишком тяжело, я не могу…

– Мы… мы справимся с этим, – заверил я ее, чувствуя, как сжимается горло. – Обещаю тебе.

Так значит, Сефиза не заманивала меня в ловушку – во всяком случае, это произошло не так, как я думал до сих пор, – теперь это ясно.

И она меня любит.

Несмотря на то, как судьба трагическим образом противопоставила нас друг другу, несмотря на все причиненное зло, в этой жизни, как и в прошлой, Сефиза меня любит.

И лишь это имеет значение.

Я понял, что мне больше ничего не нужно. И я готов на все, только бы прожить эту жизнь вместе с Сефизой, чтобы эта любовь, прошедшая сквозь века, продолжалась.

– Все хорошо, – проговорил я в конце концов. – Мы пойдем выбранным тобою путем. Вашей предводительнице я подчиняться не стану, а тебе – да. Я сделаю то, что ты просишь, Сефиза. Начиная с сегодняшнего дня я буду забирать души всех, кого ты сочтешь виновными, и буду сражаться бок о бок с тобой. Я доверяю тебе и знаю, что в конце концов мы победим.

Девушка крепче обняла меня за шею, теснее прижалась ко мне и замерла. Так она стояла несколько минут, потом слегка отстранилась и прошептала мне на ухо:

– Нет, Верлен. Ты прав. Ни один человек не вправе судить, кто заслуживает жизни, а кто – смерти. Любое убийство – это несправедливость. Нельзя бороться с кровавым преступником, в свою очередь проливая реки крови. Нашей единственной целью должен быть император.

Глава 18

Сефиза

То, что мы сделали в школе жрецов несколькими часами ранее, – самое настоящее зло.

До сего момента я изо всех сил боролась с этим глубоким убеждением и неустанно напоминала себе, что мы действуем ради справедливости и свободы.

Однако я ошибалась…

Ненависть, моя давняя спутница, меня ослепила. Она заставила меня принимать неверные решения – теперь я это поняла.

Потребовалось признаться в своих чувствах к Верлену и услышать его признание, чтобы осознать, в какую ловушку меня завело собственное упрямство. Способна ли любовь рассеять разделяющую нас завесу обиды, ослепляющую и уродующую наши души? Неужели это чувство, такое чистое и прекрасное, заставило меня взглянуть на вещи под другим углом и увидеть ситуацию по-другому, совершено не так, как ее преподносила Элдрис?

Теперь я знала, что следует делать. Отныне в голове у меня все прояснилось.

Держать Верлена в плену, заставлять его против воли поглощать души, казня жрецов и легионеров Ориона, – это несправедливо. Можно одолеть императора по-другому. Верлен мне это обещал, и мне хотелось ему верить…

Теперь и я была готова полностью ему доверять.

И отдать в его руки судьбу всего мира.

Я делала очень рискованную ставку, но иного пути просто не было. Пойти другим путем, сопряженным с