Алена взяла салфетку и принялась тщательно протирать ложку.Я подавил улыбку. Привычка бывшего советского человека. Откуда она у девушки,сознательный возраст которой совпал с перестройкой? Это мы, питавшиеся вобщепите, в столовых при учебных заведениях, НИИ, заводах и фабриках, всегда,прежде чем приступить к еде, тщательно полировали липкие, плохо вымытые ложки ивилки. Вот ножи практически не подвергались такой обработке. Но не потому, чтоих подавали чистыми, их просто в столовых отродясь не было. Конечно, можно былопойти на кухню, выпросить там ножик, но основной массе народа это было ни кчему, да и посудомойки, как правило, рявкали:

— Нет ножей, вас много, а он один.

Нора в свое время рассказала мне совершенно изумительнуюисторию, основную роль в которой сыграла привычка протирать приборы салфетками.

В те далекие советские годы она работала на одномпредприятии и была отправлена с делегацией не куда-нибудь, а во Францию. Неделяпролетела как сказочный сон. На обмен опытом Норе было наплевать, французывеликолепно понимали, что русским больше хочется пошляться по Парижу, чемсидеть в зале и слушать заунывные доклады. Поэтому программа была составленасоответственно: до двух часов тягомотные заседания, а потом упоительныеэкскурсии и сладострастные набеги в магазин «Тати». В последний деньпринимающая сторона закатила банкет в фешенебельном ресторане.

Наши расселись за столами и, дружно схватив салфетки, началипротирать приборы. Армия халдеев замерла, а метрдотель перепугался. Русскимподали грязные ножи с вилками?! Политическая ситуация тогда была непростой, иэтот факт мог послужить толчком к осложнению отношений между странами. Мэтрмигнул, и официанты моментально, без конца кланяясь, поменяли приборы. На беду,переводчик, сопровождавший нашу делегацию в последний день, слегка расслабилсяи опоздал на прием.

Увидав новые вилки, наши опять схватились за салфетки, иситуация повторилась.

Ничего не понимающий мэтр щелкнул пальцами, последовал новыйвиток «церемонии». В общем, когда в зале появился запыхавшийся переводчик,атмосфера на банкете была накалена до последней степени. Наши, изряднопроголодавшись, безумно злились оттого, что у них время от времени отнимаютпротертые приборы и приносят непонятно почему другие. А французы кипели отнегодования: так их заведение никто и никогда не оскорблял.

Алена отхлебнула капуччино.

— Вы попробуйте, — сказала она, — тут хорошийкофе варят.

Я машинально поднес чашку к губам и ощутил жуткий вкуснапитка, не имеющего с капуччино ничего общего. Но, сами понимаете, даже втакой забегаловке не принято плевать на пол, поэтому мне пришлось, сделав надсобой изрядное усилие, проглотить гадость. Я вдруг обозлился и довольно резкосказал:

— Если вам есть что рассказать об Ирине, то начинайте!

Алена аккуратно промокнула пухлые губки салфеткой:

— Видите ли… она… ну как бы это… попроще объяснить…

— Говорите прямо.

Алена опять покраснела.

— Это не моя тайна, я узнала об этом совершеннослучайно и никому не рассказывала. Но сейчас я подумала, что Ольга Марковнамогла и того… ее… Ну не сама, конечно, теперь киллеров нанимают!

— Алена, — сурово нахмурился я, — ну-ка,давайте связно и по порядку. Имейте в виду, Семен Юрьевич пообещал за сведенияо дочери большую награду.

Алена снова покраснела.

— Мне, конечно, нужны деньги, как всем, — сказалаона, — но я не хочу зарабатывать их подобным образом. Просто я подумала,что мой рассказ поможет вам отыскать Иру, вдруг она еще жива…

— Говорите же! — поторопил я ее. — Хватитмямлить!

Алена судорожно вздохнула и завела рассказ. Осенью прошлогогода, а точнее, в начале ноября она долго занималась в библиотеке, предстоялосдавать реферат по философии. В районе восьми вечера Алена сдала книжки ипобежала к метро. В вестибюле ее ожидало не слишком приятное открытие: в сумкене было кошелька, Алена расстроилась. Во-первых, жаль стало красивое кожаноепортмоне, полученное от старшего брата в подарок на день рождения. Во-вторых, внем лежали проездной билет и пара дисконтных карточек, а в-третьих, деньги.Правда, сумма в кошелечке была маленькая.

Сначала она, как водится, захлюпала носом. Но потом ееосенило. Перед уходом она заглядывала на кафедру иностранных языков, чтобыотдать преподавательнице Ольге Марковне тетрадь на проверку. Для того чтобыдостать ее, Алена вытряхнула всю сумку на стол. Естественно, конспект нашелся всамом низу. Кошелек мог остаться на кафедре.

Обрадованная Алена птицей полетела назад. В институте ужепрактически никого не было, шаги девушки гулко звучали в длинных извилистыхкоридорах старого здания. Алена добежала до кафедры, дернула ручку иобрадовалась: дверь оказалась незапертой. Очевидно, Ольга Марковна задержаласьна работе, проверяя конспекты своих студентов.

Алена ворвалась в просторное помещение, поежилась отхолодного ветра, невесть почему гулявшего по комнате, глянула машинально всторону окна и завопила:

— Ой, что вы делаете!

Стоявшая в проеме распахнутого окна Ольга Марковна повернулаголову. Алена вздрогнула. Лицо «немки» было иссиня-бледным, огромные глаза ярковыделялись на его фоне, губы, наоборот, по цвету слились со щеками. Вид упреподавательницы был безумный и одновременно жалкий.

Плохо понимая, что происходит, Алена бросилась вперед, стащилаОльгу Марковну с подоконника, захлопнула окно и сердито спросила:

— Вы с ума сошли, да? Так и выпасть можно, с пятогоэтажа слетите, ни одной целой косточки не останется.

Внезапно Ольга Марковна рухнула в кресло, уронила голову наруки и зарыдала, да так отчаянно, что у Алены защемило сердце.

Оглядевшись вокруг, она заметила на столе заведующейкафедрой свой кошелек и бутылку с минералкой, подошла, взяла боржоми инаткнулась на листок бумаги. Там была одна-единственная фраза, написаннаячетким, «учительским» почерком: «В моей смерти прошу никого не винить».

Бутылка выпала у Алены из рук.

— Офигели, да? — по-детски воскликнула она. —Разве можно себя жизни лишать!

Внезапно Ольга Марковна перестала рыдать.

— У меня нет выхода, — глухо сказала она, —зачем ты сейчас тут оказалась? Знаешь, как трудно было решиться влезть на этотподоконник?.. Что мне теперь делать?

— Лучше домой езжайте! — воскликнула Алена. —Давайте я вас до метро провожу.

— Нет, — закричала Ольга Марковна, — никогда!Там Роман!