Для получения документа необходимо предоставить справку о том, что у тебя есть жилье, или работа, или студенческий билет. У меня не было ни первого, ни второго, ни третьего. Была только койка в больнице.

После многодневных размышлений, сопровождавшихся мучительными сомнениями, я решил попросить социального работника записать меня в центр обучения слепых, где мне, возможно, выдадут какой-нибудь документ. Затем с помощью все той же сотрудницы социальной службы можно попробовать получить место в молодежном общежитии. Если мне удастся раздобыть эти две справки, я отправлюсь в префектуру полиции за видом на жительство.

Не успел я до конца сформулировать программу своих действий, как меня охватило чувство эйфории, и я даже рассмеялся. Сосед по палате запросто мог принять меня за душевнобольного, но, к счастью, он спал. На всякий случай я выждал несколько дней, стараясь подавить в себе приступы энтузиазма, чтобы излишний оптимизм не мешал мне действовать трезво и расчетливо. Я знал, что у меня нет права на ошибку.

Первое препятствие я преодолел, поселившись в общежитии. Это было большое здание, похожее на гигантскую кроличью клетку, поделенную на комнатушки площадью восемь квадратных метров каждая. Когда я проходил бесконечно длинным коридором, меня не покидало ощущение, что я нахожусь в курятнике – из-за каждой двери слышалось приглушенное кудахтанье.

В каждой комнатке жило по четыре-пять человек. Впервые в жизни я столкнулся с таким количеством представителей разных народов. Здесь были европейцы, азиаты, африканцы со всех уголков земли. Может быть, из-за ближайшего поворота мне навстречу выйдет марсианин? Я бы не удивился.

На первом этаже располагались столовая и комнаты отдыха. В подвале по идее должны были размещаться комнаты для занятий музыкой и театральный кружок, но на самом деле здесь активно шла торговля наркотиками, в первую очередь гашишем. Сюда стекались дилеры и наркоманы со всего департамента Иль-де-Франс.

Многие из обитателей общежития сразу стали угощать меня гашишем или кокаином. Я отказался, причем в самой резкой форме: пусть сразу поймут, что со мной этот номер не пройдет. Вообще я всегда связывал употребление наркотиков, как легких, так и тяжелых, с болезнью. Здорового человека, каким я себя считал, должен интересовать спорт. Не понимаю, зачем молодые ребята губят себя наркотой. Жить надо полной жизнью – или не жить вовсе. Никакие полумеры тут не работают. Моя решительность спасла меня от этого адского соблазна, которому поддались многие из моих новых соседей по общежитию, в том числе отличные и способные парни, имевшие все шансы преуспеть в жизни.

На следующий после заселения день меня повели знакомиться с центром обучения. Я шел туда со страхом – боялся попасть в печальное царство слепых. Как ни крути, но приходилось признать: отныне я ограничен в свободе передвижения и мое существование во многом зависит от доброй воли других людей. Эта мысль здорово портила мне настроение. Я привык действовать самостоятельно, привык к тому, что я – одиночка, и вот теперь мне предстояло полностью пересмотреть свои взгляды и заново учиться жить в мире тьмы.

У меня непростой характер; я склонен к драчливости. Как ни парадоксально, в состоянии самого глубокого отчаяния во мне вдруг просыпается воля к борьбе. До сих пор мне довелось пережить немало трудных ситуаций, но ни одна из них не могла сравниться с потерей зрения. Раны, подобные этой, неисцелимы. Тем не менее я не собирался сдаваться. Случалось, люди спрашивали меня: «Ну как, ты все-таки смирился со своей слепотой?» На что я неизменно отвечал: «Да ничего подобного! Я просто притворяюсь!» Действительно, я полагал, что, смирившись с непоправимым, я сделаю шаг к тому, чтобы сложить оружие.

Кроме того, я заметил: безропотный инвалид удобен окружающим, которые поступают с ним так, как сами считают нужным, не интересуясь его мнением и невольно все дальше толкая его к отчаянию. Я не собирался идти этим путем. Чтобы не потерять себя, я должен руководствоваться логикой борьбы и вдохновляться грядущей победой. Я хотел обрести независимость, научиться обходиться без посторонней помощи, а если и прибегать к ней, то только на равноправной основе, оказывая помогающему полезные услуги. Я желал не только брать, но и отдавать. Если в моем существовании и есть какой-то смысл, говорил себе я, то он заключается как раз в этом.

Первым делом я решил, что буду самостоятельно добираться до учебного центра.

Мои первые передвижения с белой палкой по парижским улицам и в метро можно было снимать для фильма в жанре трагикомедии. Авантюра, достойная странствия по дебрям Амазонки! Во всяком случае, опасностей она таила ничуть не меньше.

Я шел по тротуару, постукивая палкой слева и справа, чтобы не наткнуться на препятствие.

Пятьсот метров, отделявшие меня от входа в метро, преподнесли мне кучу неприятных сюрпризов: я дважды ударился головой о столб, поранил ногу об амортизатор автомобиля, а в довершение всего какая-то женщина наступила на мою палку и надломила ее.

Но до метро я добрался. «Уф! – выдохнул я про себя. – Здесь будет полегче. Здесь хоть столбов нет!» Как жестоко я заблуждался! Не сумев правильно определить расстояние до края платформы, я шагнул в пустоту и свалился на рельсы. От ужаса погибнуть под поездом я вскарабкался на платформу за считаные секунды. Все тело болело, как будто накануне меня долго колотили. Как ни странно, хладнокровия я не утратил. Наверное, в глубине души я был готов к тому, что за свободу придется платить высокую цену. В самом деле, чтобы беспрепятственно передвигаться по городу, этому следовало научиться. Я отказался от предложения переселиться в санаторий именно потому, что хотел доказать себе, что смогу ходить по улицам один. В тот день я кусал от досады пальцы. В санатории мне наверняка подсказали бы, какие существуют приемы, облегчающие жизнь незрячим. Но… Время сожалений прошло. «Выкручивайся как можешь!» – сказал я себе.

Добравшись до учебного центра, я первым делом попросил аптечку. Секретарь центра, очень славная женщина, смазала мои синяки и ссадины и посоветовала мне на обратном пути воспользоваться обществом другого незрячего парня, который жил в том же общежитии, что и я.

Учебный центр располагался в подвале большого жилого дома. Нас – слепых и слабовидящих – было около шестидесяти человек. Меня поразило, что всех нас загнали в этот тесный подвал. Неужели Франция так стыдится нас, что не нашла для нас места получше? С глаз долой, из сердца вон?

Еще одним потрясением стало для меня знакомство с людьми слепыми от рождения. Их поведение казалось мне шокирующим. Они беспрестанно размахивали руками, реагировали на каждый звук и каждое слово. Все это походило на палату в сумасшедшем доме. К вечеру я пришел к выводу, что попал в филиал психушки. В действительности я просто попал в другой мир, не имеющий ничего общего с тем, к которому я привык.

Я ничего не мог с собой поделать – мои новые товарищи все до одного производили на меня впечатление ненормальных. Их манера речи отличалась жутким примитивом, они беспрестанно притискивались друг к другу и трогали друг друга руками – слепые, чтобы понять, с кем имеют дело, слабовидящие – чтобы хоть что-то разглядеть.