– Да что ты? Тогда слушай. Я беру товар на распродажах. Покупаю партиями, а потом перепродаю на вывоз. Сейчас у меня партия транзисторов; половину я отдаю экспортерам, то есть налог на добавленную стоимость не плачу, а половину реализую здесь, во Франции, уже с налогом. Часть, предназначенная на вывоз, стоит чуть дороже. Но что-то у меня не сходится. Сколько ни пересчитываю, результат всякий раз разный. Не поможешь?

Его просьба меня обрадовала. Наконец-то мне представилась возможность раскинуть мозгами. Помнится, в Оране я немало часов провел, ломая голову над математическими задачками.

Видеть я не мог, но попросил у него лист бумаги и ручку; они были нужны мне, чтобы сосредоточиться. Затем я начал задавать ему вопросы, стараясь выстроить получаемую информацию в логическом порядке. Параллельно с этим я мысленно группировал проводимые операции, присваивая каждой группе свое обозначение. В конце результат явился сам собой. На самом деле я, опираясь на знание алгебры, просто составил и решил в уме уравнение.

Я озвучил Шибани ответ, и он восхищенно воскликнул:

– Вот это работа! Сразу видно, что ты учился в школе! А ты уверен, что не ошибся с результатом?

– Целиком и полностью.

Я объяснил ему, как поэтапно нашел правильное решение.

– Поверить не могу, что ты слепой, – произнес Шибани. – Ты зорче многих из нас. Больше того, ты видишь то, что скрыто от глаз обычного человека, Аллах акбар! Это в тебе от Бога, не иначе. Господь ниспослал тебе талант. Позволь тебя угостить.

И сейчас же добавил:

– Сам я не пью, но ты заказывай что хочешь.

– Я тоже не пью. Вот от стакана сока не откажусь.

– Мальчик мой, какое счастье, что я тебя встретил. С тобой не соскучишься. Через два часа я собрался поужинать, прямо здесь. Позволь пригласить тебя разделить со мной трапезу. И предупреждаю: плачу я.

Драка в баре сильно расстроила меня.

Я снова сорвался. Меня угнетала не только слепота, но и то, что тратил свои не такие уж могучие силы на драку со всякими дураками. Я чувствовал себя опустошенным, никому не нужным. В голове снова зашевелились мысли о самоубийстве.

Вспомнились мои бесплодные утренние размышления. В голове у меня царил такой сумбур, что я был просто не способен более или менее отчетливо представить себе свое будущее. Если раньше я всегда точно знал, чего хочу, то теперь терялся в тумане сомнений, и этот туман становился все гуще.

Почему бы разом не покончить со всем этим? Нет, во мне говорило не отчаяние. Если я и наложу на себя руки, то сделаю это вполне осознанно, более того – рационально. Отчаяние – удел слабаков. Это не для меня.

Зачем мне жить? Зачем длить страдание? Если вся моя жизнь отныне – сплошная мука, то разве не самый лучший выход распроститься с ней?

Мне казалось, что во мне говорит голос разума, и было все труднее ему возражать.

Но ведь самоубийство – это признание провала, одернул я себя. А я ненавижу проигрывать.

Нет, я ни за что не опущу руки! Гнев, на мгновение охвативший меня на себя самого, придал мне новых сил.

Хватит рассуждать! Я взял в руки табличку и грифель и записал несколько строк:

Я мечтал об удаче,

Но столкнулся с несчастьем.

И взгляд угас в разбитом зеркале надежды,

Но улыбка жива и не умерло чувство.

Свет, что озаряет сердца, согревает мне душу.

Внезапно меня обожгла мысль: я слепой, но думаю и рассуждаю как зрячий. Может быть, именно в этом проблема? Погоди, остановил я себя, разве можно думать как слепой? Это же абсурд! Я не знаю, что значит быть слепым. Разве существуют какие-то особенные мысли, мысли слепого? Я знаю, что такое тьма. Для меня всё – тьма. Люди – тьма, города – тьма, даже пища – тьма… Возможно, я – единственный, кто не видит, что африканцы – черные. Эта невинная шутка вернула мне толику юмора и позволила отступить от края пропасти.

На самом деле меня окружала не полная темнота. Левым глазом я видел нечто вроде светло-коричневой доски, на которой вспыхивали искры света и появлялись цветовые пятна – зеленые, синие, желтые… Правый глаз застилала плотная серая пелена, в зависимости от моего настроения менявшая оттенок от светлого до темного. Так что нечего ныть насчет тьмы, сказал я себе. Попробуй подойти к решению проблемы по-другому.

В учебном центре для слепых нам преподавали французский, шрифт Брайля, машинопись, ручной труд, телефонию и так далее.

Нас готовили к работе на телефонных коммутаторах. Те, кто отличался более высокими умственными способностями, могли рассчитывать на должность секретаря, машинистки или стенографиста…

Новички посещали курс под названием «Психологическая поддержка в период адаптации». Когда мне сказали, что меня ждет психиатр, я спросил у девушки-секретаря, зачем я ему понадобился. Она смутилась и вместо объяснения пробормотала:

– Да вы не бойтесь, она добрая…

Я решил порасспросить своих более опытных товарищей. Один из них дал мне такой ответ:

– Если начнешь перед ней рыдать, она утрет твои слезы. Но если ты не плакса, она ничем тебе не поможет.

– Да что все это значит? – настаивал я.

– Я был на приеме у психиатра раз десять, – продолжил мой товарищ. – Пытался объяснить ей, что моя главная проблема заключается в том, что я всегда мечтал стать художником. Надеялся, что она мне что-нибудь подскажет. Но она сказала, что я должен поскорее забыть все, чему меня учили в художественном училище. Сначала я так и сделал – и чуть не помер от тоски. В общем, я по-прежнему пишу картины. И пусть я их не вижу, это для меня не важно. Мне хватает воображения, чтобы представлять себе, что у меня получилось. – Он чуть помолчал, а потом добавил: – Ты извини, но давай не будем о психологии. Больно уж тема неприятная…

Вскоре я отправился на консультацию к даме-психологу. Встреча проходила в душной комнатушке без единого окна, в которой было нечем дышать. Поскольку помещение было тесное, мы сидели очень близко друг к другу. Я слышал ее голос совсем рядом и, хотя не мог ее видеть, старался смотреть ей в лицо. Мне казалось, от нее исходит волна смущения и неловкости.

– Вы видите хотя бы немного? – спросила она.

– Нет, мадам.

– Совсем ничего?

– Совсем.

– Но вы смотрите мне прямо в глаза!

Я хотел было сказать ей правду, но вместо этого с улыбкой произнес:

– Ваши глаза слишком прекрасны, чтобы от них отвернуться!

Она явно не поняла, говорю я серьезно или шучу, и смутилась еще больше.

Интересно, что она собирается со мной делать, думал я. Честно говоря, мне было немного страшно.