Я проводила Криса наполненным ядовитой горечью взглядом. Он загнал меня в угол. Волшебники. Мои личные враги. Именно они подогревают ненависть к шантийцам и не дают смягчить законы. Всезнающи, всевидящи. Но почему? За что?

Вдруг волна отчаянья и гнева, слепившая меня, схлынула, оставила кристальную ясность рассудка. Разве я сама не стремилась попасть на острова? Не влекли ли меня в те далекие края загадки, слухи и предчувствия? Я перепутала город, зашла в дом моряка, услышала историю таинственного похищения шантийцев богами. Если не случайность, а провиденье руководило мной в путешествии? Разве есть более удачное место, чтобы спрятаться от наемных убийц, чем мистические острова, вход на которые заказан почти всем? Я показала себя безвольной жертвой обстоятельств. Пусть Крис продолжает видеть куклу. Мне же стоит пошире открыть глаза и внимательно наблюдать. Прислушиваться, собирать крошки мозаики до тех пор, пока картинка целиком не сложится в голове.

Возможно, волшебники могущественны, очень возможно. Хотя, похоже, они не могут слышать разговоры, только видеть картинку. Иначе не похвастался бы Крис самым главным своим козырем? Он просто не знает, что я беременна. Но отчего тогда так уверен, что бог со звезды сразу бросится на острова, получив от него указания? Если козырь Криса — я, тогда убивать меня глупо. Пока.

Чувство, что Крис рассчитывает этим шантажом чего-то добиться от бога со звезды, не оставляло меня. Нужно узнать, чего он хочет. А я… я же хотела покинуть материк? Теперь все равно, каким способом. Убийца наверняка где-то рядом. Безопаснее бежать прямо сейчас, пусть даже помощь исходит от врага.

Может, я снова увижу тебя… любимый?

Глава 15

Богдан

Богдан развалился в кресле и сосредоточенно грыз подушечку большого пальца. Выражение его лица было мрачным, если не сказать, удрученным. Сидевший напротив Митька с легким недоумением наблюдал за другом.

— Как это понимать? — спросил он.

— Да…

— Интрижка с девчонкой плохо на тебя влияет. Ты же не хотел отношений с Эмилией.

— У нас и нет отношений.

— Одни сношения? — пошутил Митька и скривился, увидев реакцию Богдана. Примиряюще поднял руки вверх. — Ладно, ладно. Признаю, перегнул. Но ты сам говорил, что тебе не нужна новая головная боль. Тогда в чем дело?

— Вспомнил Лизу.

— О… — глубокомысленно изрек Митька.

Тонкий лед. Лиза особая, закрытая тема. Обсуждать ее по собственной инициативе он не решался.

— Точнее, не саму Лизу, а одну сцену из нашей жизни. Ты же знаешь, она была тяжелым человеком. Эти ее сложные отношения со всем миром. Однажды я пришел домой, а Лиза сидит и смотрит в одну точку. Ну, я начал спрашивать, мягко так: «Что случилось, почему такой настрой?» — Богдан махнул рукой и снова принялся за палец. Куснул, задумчиво посмотрел на Митьку и продолжил: — Она, порой, готова была расплакаться на пустом месте. В другой день вела себя сурово. Злая, жесткая, гордая — не подойти. И тут первый раз не стала ничего изображать, дескать, додумывай, Дан, сам. Просто тихонько так заговорила: «Вот представь, живешь ты, связанный с неким кругом людей, считаешь, что им не безразличен и они тебе вроде как тоже. Называешь друзьями. Вас связывают увлечения, общие воспоминания. А мера твоей душевной теплоты — условное одеяло. Длинное, теплое, уютное полотно. Когда приходят друзья, то приносят с собой совершенно разные эмоции. То горе и проблемы, то радости. Но ты этому доверию благодарен, ценишь, испытываешь гордость оттого, что можешь поддержать, помочь и выслушать. Что именно к тебе они приходят за помощью, считают тем человеком, которому можно рассказать. Говорят, что понимаешь их, как никто. Вокруг люди, которые испытывают потребность в частице тебя, а это чудное ощущение „нужности“ не купишь. И вот ты щедро отрываешь куски от одеяла и делишься ими. Но однажды становится холодно. Ты тянешься за своим одеялом и обнаруживаешь, что его нет. Все раздал. Тогда идешь к друзьям, тем, которых так много было вокруг. Просишь вернуть один-единственный кусок — его достаточно, чтобы согреться. Но один друг говорит, что очень занят и не может сейчас говорить с тобой, хотя обязательно когда-нибудь это сделает. Другой отдал твое одеяло своей половине. Третий и рад бы, но не может найти. И вдруг понимаешь, всегда так много слов, разговоров, объятий, искренности. И вот сейчас тебе холодно, а рядом никого, кто захотел или смог бы поделиться одеялом. Они вокруг, но не рядом».

Митька пытался изобразить понимание, но Богдан видел скользящую в глазах друга тоску. Тому было жалко его и непонятно, зачем так мучить себя бесполезными воспоминаниями о женщине, поломавшей его жизнь. Богдан испытывал и раздражение, потому что хотел, чтобы Митька смог понять, и благодарность, оттого что у него есть друг рядом.

Наконец, он решился закончить монолог и разорвать затянувшуюся паузу:

— Я не мог понять, о чем она, если честно. Лиза любила аллегорические примочки, недосказанность и провокации. Я просто промолчал. Подумал, если открою рот, ей окончательно снесет крышу и будет новый скандал. Тогда она посмотрела на меня и добавила: «У меня есть новое одеяло». И все, что мне пришло в голову в тот момент, спросить: «Тебе стало теплее?» Она улыбнулась, холодно так, отчуждено и ответила: «Нет. Я сейчас сижу и думаю. Ведь они снова придут. А я чувствую, что больше не хочу делиться. Это самое ужасное». Через месяц она меня бросила.

Митька свел брови к переносице. Потом деланно засмеялся и ткнул Богдана кулаком в плечо:

— Хватит, Дан! Что женщины могут понимать в дружбе, скажи мне? Им нужна приятельница для похода за тряпками и возможность поныть о сломанных ногтях. Они понятия не имеют о настоящей преданности или поддержке. Пока ты тут размазываешь по креслу сопли, наше расследование стоит на месте. А у меня есть настораживающая информация, по которой я должен получить подтверждение или опровержение как можно скорее. Возьми себя в руки, друг. Понимаю, бывает тяжко. Но ты не можешь заниматься самокопанием в рабочее время. Мухи отдельно, Дан, котлеты отдельно. Я настаиваю. Приступай к делу и немедленно. Нам необходимо свести воедино все, что удалось накопать. Так о чем вы говорили с Ивором?

Богдан разозлился, но состояние раздраженности помогло ему стряхнуть меланхоличную угрюмость. Да, Митька мог быть жестким и даже циничным, когда это требовалось. Но в то же время Богдан понимал, почему напарник разговаривает с ним в таком тоне. Знал, что Митька — тот друг, который, несмотря на позерство, хитрость и изворотливость, на возможную агрессивность по отношению к другим людям, с ним куском одеяла поделится сразу, не раздумывая.

— Здесь информация по техникам. — Богдан вытащил из кармана маленькую коробочку и передал Митьке. — Все технические данные, отчеты, копии документов и протоколов, а также записи переговоров спасательной операции. Начиная с Яшиной находки и заканчивая опечаткой корабля. Теперь по Ивору. Я сделал кое-какие записи, но рассчитываю пойти к нему еще раз. Поясню зачем. Оказывается, когда на станцию прибыл контактер, они сразу же плотно занялись изучением Януса. Дабы подготовить почву смельчакам.