дольки в медово-горчичном соусе. Картошку мы заказали потому, что Пиху по пятницам не ест мяса, чеснока и лука. От этой привычки подругу, воспитанную в консервативной и религиозной гуджаратской семье, не избавил даже Париж. Но не будем об этом. Официант ставит на стол и наши напитки в высоких заиндевевших бокалах, со льдом, мятой и соломинками. Я замечаю, как он старается на нас не таращиться.

— Да ничего особенного, — отмахиваюсь я. — Моя компания предложила мне переехать в «Большое яблоко», чтобы пройти там обучение и стажировку по программе для межрегиональных менеджеров.

Лицо Пиху медленно вытягивается от ужаса.

— И… погоди, ты отказалась? Ты отказалась поехать в Нью-Йорк?! — Она изо всех сил пытается справиться с дыханием и хватает свой бокал с такой силой, что чуть не опрокидывает наши.

— Ну… да.

— П… почему? ПОЧЕМУ ты сделала такую невероятную глупость? Это же НЬЮ-ЙОРК, черт тебя дери!

Интересно, почему у нее до сих пор подняты руки, будто она собирается прыгнуть? О боже, вот теперь на нас точно смотрят.

— Пи, успокойся, — просит Аиша. — Может, она просто не хочет ехать. Ты же просто не хочешь, да, Зоя?

— Не знаю… может быть, и хочу, а может, и нет.

Меня внезапно начинает тошнить, и я покрываюсь липким потом.

— Неужели ты не хочешь замуж, Зи? — И тут обычная мечтательная меланхолия Аиши сменяется жестким холодным взглядом в упор.

— Ашу, ты что творишь? Пусть она сама решает!

— Я ей и не мешаю!

У кузины снова звонит телефон, и она затыкает его, одновременно бросив платок на стол. Если бы он был не из ткани, то грохот от этого броска разлетелся бы по всему залу. Хорошо, что телефон уцелел.

— Знаешь, Пи, не стоит так увлекаться мечтами. Иначе, когда эти глупые мечты не сбудутся, твое сердце может разбиться на мелкие кусочки. — Аиша замолкает и делает большой глоток из своего бокала.

Так, с ней явно что-то происходит, и я не знаю что. Гормоны?

Обо всех вопросах, которые я собиралась задать Аише, меня заставляет забыть яростный ответ ей Пиху:

— Что за ерунда! Нельзя жить, все время боясь, что твое сердце будет разбито. Ты тогда вообще ничего не добьешься, и жизнь просто пройдет мимо!

— Я всего лишь хочу защитить Зою. Что в этом плохого?

— А Зоя не нуждается в твоей защите!

Меня словно начало укачивать. Интересно, разве можно страдать от укачивания, сидя в баре? Страстные эскапады Пиху сменяют мягкие тона Аиши, их реплики звучат попеременно, не утихая. А может, меня не укачало? Может, я просто устала? От подруг и любимых кузин. Замолчите, пожалуйста! Если бы я не знала Аишу, то решила бы, что она мне немного завидует… но, скорее всего, мне просто кажется. Она не тот человек, который будет завидовать. Скорее всего, у меня сейчас такая каша в голове, что мне мерещится всякий бред.

— Кстати, Зи… — Пиху неожиданно поворачивается ко мне, решив игнорировать доводы Аиши в защиту семейных ценностей и вековых традиций. — Скажи, пожалуйста, почему ты не хочешь ехать?

Ну что же, тема Нью-Йорка заставила Пиху забыть про мое падение с Аманом, и то хлеб.

— Просто все мои знакомые обзаводятся семьями. И я не могу подвести своих родителей. Ну и…

— И ты решила, что тебе тоже надо это сделать, — договаривает Пиху за меня.

У нее затрепетали ноздри в классическом образе Мстителя, готовящегося к большой драке.

— Но это действительно логичный шаг. — Аиша снова шлепком затыкает телефон.

— И кто так решил?

— Пи, я живу в Индии, — тихо напоминаю я. На тот случай, если она забылась в своей новой европейской жизни. — Для большинства из нас жизнь вне брака — не вариант.

Пиху неукротима:

— Да я знаю! Я получаю двойную порцию этой же чепухи каждый раз, когда мне звонит мать. Я жила в том же дерьме, помнишь?

Жила, действительно. Некоторым образом. Ее мама симулировала какую-то болезнь, уже не помню какую, чтобы дочь прекратила встречи и оставила мысли о замужестве с мальчиком-мусульманином. В заговоре участвовал весь дом, включая слуг. У них получилось, но, когда спустя полгода Пиху узнала правду, все пошло прахом. У моей подруги в голове. И, полная мрачной ярости, она стала дважды в день ходить в ближайший храм Шивы. Не изменяя себе, Пиху выбрала для поклонения ипостась Разрушителя, которая известна своим тандав, Разрушающим танцем. Ее мать была в восторге от того, как набожна дочь и как истово она придерживается традиций.

Я изо всех сил старалась вырвать подругу из черного водоворота, состоящего из выпивки, сплетен о своих и чужих тетках и попыток анализировать свою дерьмовую жизнь и такую же жизнь наших общих знакомых. Что бы я ни делала, ничего не помогало, и меня это все больше пугало. И тут, слава богу, подвернулся Париж! Если бы она туда не уехала, дело закончилось бы психиатрической лечебницей. Ну или тюрьмой, куда Пиху попала бы за убийство, потому что она, как говорят американцы, «никогда никому ничего не спускала».

— Так что мне делать? Помоги! — Я хватаю себя за уши, боясь, что голова вот-вот взорвется.

Мне не хочется смотреть на людей, поэтому я отвожу взгляд в сторону Бомбея, контуры которого угадываются вдали. Если хорошенько прищуриться, то его крыши напоминают Манхэттен. Огни светятся вдалеке, за грохочущими волнами, безмолвные и раскаленные в потемневшем небе.

— Так, ладно, успокойся. — Подруга делает глоток из бокала, затем запихивает большой кусок хрустящей картошки в рот. — Перво-наперво пойди и спроси босса, есть ли возможность вернуть тебе это место. Если нет — начинай подавать заявки на другие программы. А знаешь что? Начинай их подавать в любом случае.

— Пи! Не давай ей таких дурацких советов!

— И что это в них такого дурацкого?

Телефон Аиши звонит в сотый раз за те пятнадцать минут, которые мы провели вместе. Она вскакивает, потом быстро садится обратно.

— Я… Мне надо идти.

— Но мы же только пришли!

Да ладно, что может быть важнее девичьих посиделок с подружками и алкоголем под залитым звездным светом небом прямо на берегу моря? Хотя откуда мне знать, я же не замужем.

— Там… да! Моя свекровь хочет… просмотреть кое-что со мной сегодня. Для завтрашнего собрания Женского комитета. Она собирается познакомить меня со своими коллегами и передать кое-какие обязанности.

— Ашу, ты ведь это только что придумала? — спрашиваю я, скрестив руки на груди и сузив глаза.

Насколько я помню, Женский комитет битком забит толстыми, лоснящимися, как оливки, богатыми домохозяйками, которые умирают от скуки из-за того, что