Я понятия не имею, зачем она сюда пришла и куда мы с ней должны идти, но прямо сейчас мне необходимо вытолкать ее отсюда.

— Что? В магазин? — Тетушка непонимающе смотрит на меня. — Ну хорошо, давай и туда зайдем тоже.

Тоже?! Какие еще испытания она для меня приготовила?

— А с тобой, бита, мы еще увидимся, — машет она мистеру Арнаву, а я дергаю ее за руку, отчаянно стараясь утащить от него как можно дальше. — Баджадж, говоришь? Арнав Баджадж? Я знаю семью с такой фамилией. Не волнуйся, я найду твою мать! — И эта угроза произносится профессионально приятным голосом.

Я не смею больше поднять на босса взгляд и всеми силами стараюсь сдвинуть мягкое тетушкино тело в сторону стеклянных дверей, но ничего не получается. Против меня ополчились все законы физики. Святые небеса, что со мной будет, если она действительно разыщет его мать! Зоя, спасай свою работу! Мы должны как можно скорее уйти отсюда!

— Милая, не надо меня торопить. Дай-ка я осмотрюсь в твоем шикарном офисе! — с пыхтением оборачивается тетушка, стараясь перевести дыхание.

Мое сердце екает: я не в первый раз замечаю у нее одышку без видимой на то причины. Надо напомнить папе, чтобы проверил ее легкие. Эти взрослые потрясающе безалаберно относятся к своему здоровью, а он — единственный, к кому они прислушиваются. Ну, относительно, конечно.

Выйдя за стеклянные двери, я оглядываюсь. Мистер Арнав успел скрыться в недрах офиса, хвала богам всех известных деноминаций!

Хвост Шейлы Бу качается из стороны в сторону, пока она с большим интересом рассматривает всех и вся, что попадается ей на глаза: стены, крытые серыми панелями; сияющее фойе у входа; торану[19] из маргариток, свисающую из перевернутой арки над центральным входом; просторные переговорные; уборщиц в сари, тщательно натирающих стеклянные двери; сотрудников с ноутбуками, кофейными чашками и мобильными телефонами возле ушей. Несмотря на ужас, я надеюсь, что тетушке нравится то, что она видит.

— Так вот как тут у вас всё! Ух ты! Миленько! А сколько важных людей в костюмах и при галстуках!

— А почему тебе захотелось посмотреть на мой офис? Неужели ты офисов не видела? — спрашиваю я, пока мы идем обратно в фойе. Больше для того, чтобы отвлечь ее и чтобы она сама меня ни о чем не спрашивала, чем из интереса.

На улице меряются силами ветер и дождь, а пальмы очень стараются соблюдать нейтралитет. Надеюсь, Шейла Бу приехала на машине. В такую погоду пешком я никуда не пойду.

— А что, я и правда не бывала ни разу в таком шикарном офисе. Знаешь, я ведь раньше работала в художественной галерее. На первом курсе колледжа. В Кала Года, тут недалеко. В художественной галерее Дорабджи.

Я останавливаюсь от неожиданности. В Кала Года? В модном районе в двух шагах отсюда?

Перед глазами на быстром проигрыше мелькает воспоминание: кладовка, выцветшая желтая ночная рубашка, красные мазки, похожие на кровоточащие раны, и бесконечное отчаяние. Меня охватывает странное беспокойство. Возможно ли, что живопись была для нее чем-то большим, чем хобби?

Когда мы выходим в коридор, наши охлажденные кондиционерами тела окунаются в жаркий воздух.

— Но… но я думала, что ты всегда…

— Всегда что? Хотела сидеть дома, готовить и убирать? Или женить людей? — На ее губах появляется и исчезает улыбка, так и не успев добраться до глаз.

Угрюмые тени на лице немного разглаживаются, когда она смотрит на наградные листы в рамках и красно-белые логотипы компании. Я знаю, что она ищет в сертификатах мое имя. Забавно, они не хотят отпускать меня в Нью-Йорк, но хотят, чтобы мне предлагали такие поездки, потому что этим можно хвастаться и использовать для поисков более выгодных брачных партий. Что-то вроде: «Посмотрите на нашу умницу-девушку, которую чуть не отправили в Нью-Йорк, но она, конечно, никуда не поехала». Родителям жениха вовсе ни к чему подозревать, что будущая невестка захочет строить карьеру и после замужества, боже упаси! А так — смотрите, какая хорошая девочка!

Не обращая на меня внимания, тетушка Бу продолжает рассказ:

— Галерея была маленькой, без всяких наворотов, как в этом твоем офисе, и, конечно, не такая шикарная, как галерея Джахангир. Ее владелец, мистер Дорабджи, был все время в разъездах, поэтому я занималась всем: и бухгалтерией, и продажами. Как же я веселилась, ставя красные точки на картины!

Она смеется как-то по-новому, совсем не так, как та Шейла Бу, которую я знаю. Я всматриваюсь в нее внимательнее. Тетушка кажется помолодевшей. Хмурые морщинки между бровями разглаживаются, возле глаз появляются смешливые лучики, а глаза сияют даже в тусклом свете нашего коридора. Вот она смеется снова, и в этом звуке я слышу надежду и невинность.

— Знаешь, а ведь когда мне было восемнадцать, меня приняли в Оксфорд на курс изобразительных искусств.

Что?

Тетя выдает эту новость походя, словно складывает в тележку продукт из списка покупок в магазине. На улице внезапно прекращается дождь, и в коридоре повисает такая звонкая тишина, что мне в ней мерещится эхо: Оксфорд, Оксфорд.

У меня опять галлюцинации? Мне послышалось?

Нет, она же не может говорить об Оксфорде? Ну, о настоящем Оксфорде?

Моя Шейла Бу?

В коридоре мигает свет, и непостижимым образом в душном полумраке вырисовывается образ нового человека. Я словно вижу тетушку Бу в первый раз. Крохотная золотая птица на цепочке на ее шее, поблескивая, поднимается и опускается с каждым вдохом.

Мы с кузенами все время гадали, кто мог подарить ей эту подвеску. Однажды украшение куда-то пропало, и Шейла впала в отчаяние. Я не преувеличиваю, она рыдала как белуга. Оказалось, что ее полоумная сестра, моя тетушка Рама Бу, мама Аиши, взяла ее поносить и зачем-то оставила в морозилке. Там птица и обнаружилась. Она свисала с бараньей кости, торчащей из полиэтиленового мешка. Скандал, устроенный Шейлой сестре в тот вечер, вошел в семейные легенды. Кажется, с тех пор у Рамы Бу с памятью стало еще хуже. Серьезно, она оставила серебряные серьги в листьях пажитника, которые сушились на кухне! Как бы то ни было, больше к этой подвеске тетушка Рама не прикасалась. Как, в общем-то, и все остальные.

А может, это подарок тетушке от дяди Балли? Не похоже, потому что дядюшка, скажем так, не самый внимательный супруг. К тому же он не балует жену подарками. Да он вообще никому ничего не дарит!

Оказывается, столетняя цементная крыша у нас над головами протекает: четыре тяжелые капли падают мне на голову