головы детские, четыре – девичьи, три – отроческие, из них две – совсем уж малых детей. А прошлые жертвы были только девичьими. Но и там их было семь. Ярил предложил поискать оставшиеся от голов трупы. К чему? Что это даст, кроме того, что на мертвых телах, возможно, остались какие-нибудь родинки либо другие приметы, по которым их удалось бы опознать… Опять вопрос – кому? О пропажах детей в Киеве не поговаривали, значит, все жертвы – рабы, вполне законно приобретенные невольники и приобретенные, судя по всему, убийцей… или убийцами. О кражах холопов и челяди тоже не было заявлений. Что ж, пусть Ярил поищет тела, может, что и прояснится. Пускай пошлет своих людей по оврагам… эх, не хватит у него для такого дела людишек, не послухов же снимать. А послать гридей, «детских»! Да-да, так и сделать. Строго-настрого приказать не болтать о том, что увидят. Решив так, князь улегся на ложе в ожидании прихода тиуна. Знобило. Вообще, странное дело, после выздоровления дочери Хельги внезапно почувствовал себя плохо. Внезапно? Нет, скорее, наоборот, постепенно. С каждым днем становилось все хуже и хуже. Князь слабым голосом подозвал слугу – осведомился, не пришел ли Ярил. Нет, еще не пришел…

Тиун явился к вечеру. Выслушав предложение князя, хмуро кивнул – оба знали, что действуют пока наобум. Ну, отыщут тела, и что?

– Пусть хоть какая-то зацепка, – вздохнул Хельги. – Возьмешь в помощь гридей. Прочешете завтра с утра все овраги, перелески, рощицы, особенно у капища, не думаю, чтоб трупы спрятали где-то далеко.

– Это если на капище их и обезглавили, – возразил Ярил.

– А что, не так?

– Я смотрел внимательно, князь. – Тиун покачал головою. – Крови нет. А должна бы быть. Значит, головы отрезали где-то в другом месте и принесли к идолам уже отрезанными. А тела – одни боги ведают, где они. Могли и закопать. Впрочем, поищем.

– Пройдитесь по торговцам. Может, кто недавно продал рабов?

– Пройдемся, – согласно кивнул Ярил Зевота. – Если убитых и в самом деле купили здесь, в Киеве. Но не исключено, что их привезли с собой.

– Не исключено, – сухо согласился князь. – Но вы все же действуйте.

Тиун ушел, слышно было, как прогромыхали по ступенькам крыльца его сапоги и заржала лошадь.

– Лучше, лучше смотрите. – Твор деятельно руководил подчиненным ему десятком. С утра накрапывал мелкий дождик, и не очень-то хотелось лазить в мокрой траве по самому дну оврага. Хотелось спать – Вятша бросил в помощь тиуну всех освободившихся от стражи со строгим наказом не болтать и тщательно искать то… никто не знает что. Он и сам-то, наверное, не знал. Напутствовал только: «Смотрите».

Вот этими-то словами теперь и подбадривал своих воинов Твор. Те ворчали про себя, исправно меся глину на сумрачном дне поросшего густыми кустами оврага.

Первым обнаружил обезглавленное тело Ждан. Нагнулся, споткнувшись о что-то, непроизвольно ойкнув, отпрянул. Зашарили вокруг с удвоенной силой и обнаружили еще шесть трупов, тоже без голов. Четыре тела были девичьи, два принадлежали маленьким детям, а вот оставшееся – поджарое, смуглое, с белесым шрамом через всю грудь… У Твора неприятно заныло под ложечкой.

– Эй, Ждане, – кусая губы, приказал он. – Быстро беги за Ярилом.

Лекарь Эвристид, беспрепятственно миновав стражу, поднялся по высокому крыльцу в покои. Проведал выздоравливающую малышку, строго наказав няньке при малейшем обострении болезни увеличить дозу настоя.

– Все сделаем, как ты скажешь, – тихо произнес князь. Выглядел он плохо – желтые заострившиеся скулы, слезящиеся глаза, старческая шаркающая походка. Так и должно быть, чтоб свершилось четвертое, последнее, дело. – Я попросил бы тебя, лекарь, что-нибудь дать и мне, – совсем тихо произнес князь, тяжело опускаясь на лавку. – Чувствую, словно бы что-то жжет изнутри, и, кажется, слепну.

– Я приготовил для тебя лекарство. – Эвристид с поклоном вытащил из-за пазухи мешочек, развязал, высыпал в стоящий на столе серебряный кубок, развел, зачерпнув воды золоченым корцом из бочонка. – Испей, княже…

Князь протянул дрожащую руку, не достал до кубка и закрыл глаза. Эвристид хотел было помочь больному – не дали молодые стражники – гриди.

– Князь выпьет сам, когда встанет.

– Хорошо, – кивнул лекарь. – Напомните только, чтоб обязательно выпил.

Он ушел, тихо прикрыв за собой дверь, спустился с крыльца – мантия за спиной развевалась, словно крылья ворона, в подвергшейся колдовским чарам душе росла бурная радость. Все так… Все так, как и должно быть. Киевский князь умрет, умрет очень скоро – не сегодня, так завтра. И тогда исполнится главное дело, и он, Эвристид, обретет неземное блаженство в объятиях черноглазой константинопольской феи. Да, так будет – внешний вид князя свидетельствовал об этом лучше, чем что-либо иное. Быть может, киевский властелин распрощается с жизнью уже сегодня ночью… а может быть, уже умер? Хищная улыбка тронула тонкие губы Эвристида. Войдя в дом, он отбросил в сторону мантию, зажег свечу…

– Привет из страны мертвых, ромей!

Эвристид, чуть было не выронив свечу, обернулся. Перед ним сидел князь. Вполне здоровый, даже цветущий, и вид у него был совсем не такой больной, как там, в горнице. Но как же он успел? И каким образом?

– Чем ты хотел отравить меня, лекарь? – грозно сверкнув глазами, вопросил князь. – Ядом змеи?

Эвристид все-таки выронил свечку… Кто-то ловко подхватил ее, встал рядом. Княжий тиун. А во дворе, кажется, голоса. Воины.

– И каким же богам ты принес в жертву отрезанные головы?

Ромей сжался, закрыв лицо руками, залепетал что-то, оправдываясь.

– Ты пропитал ядом покрывало в моей опочивальне, – невозмутимо продолжал князь. – Я почувствовал необычный запах, но не обратил внимания, слишком уж он был слаб и быстро выветрился. Что так смотришь? Да, в отличие от ромеев, я имею привычку проветривать помещения, не терплю, знаешь ли, затхлого воздуха. Однако делал вид, что снадобье подействовало на меня. А сегодня, когда ты открыто высыпал в мой кубок отраву, мне окончательно все стало ясно. К тому же тебя точно описал работорговец Ратмир, у которого ты купил невольников.

Эвристид задрожал и упал на колени.

– Выслушай меня, князь. Я расскажу всё.

– Да уж рассказывай, – хохотнул Хельги. Князь смеялся, но, как выяснилось, радовался он преждевременно. Лекарь закашлялся, попросил воды – промочить горло, – выпил что-то из горлышка высокого кувшина – и тут же испустил дух.

– Он мертв, князь, – бросившись к мертвому ромею, виновато поднял глаза Ярил.

– Что ж, – вздохнул Хельги. – Два раза мы уже опростоволосились. Будем надеяться, что в следующий нам повезет больше.

– В следующий?

– Да, – серьезно кивнул князь. – Я думаю, он обязательно будет.