Рядом солдаты вытаскивали Садеаса из его доспеха. Тот был так сильно поврежден, что буресвет уже не вытекал, не считая нескольких тонких струек. Его можно отремонтировать, но придется потратиться — восстанавливаясь, осколочный доспех обычно вытягивал буресвет из самосветов, пока те не трескались.

Солдаты сняли с Садеаса шлем, и Далинар с облегчением увидел, что его бывший друг моргает — сбитый с толку, но в целом невредимый. У него был порез на бедре, где один из паршенди достал мечом, и несколько царапин на груди.

Князь посмотрел на Далинара и Адолина. Далинар напрягся, ожидая обвинений, — все случилось лишь из-за того, что он настоял­ на том, чтобы обе армии сражались на одном плато. Они сами выну­дили паршенди привести второе войско. Далинару следовало позаботиться о разведчиках, которые следили бы за этим.

Садеас, однако, широко улыбнулся:

— Буреотец, я чуть не распрощался с жизнью! Как идет битва?

— Паршенди бегут, — сообщил Адолин. — Последние отряды, что еще сопротивлялись, были вокруг вас. Наши люди прямо сейчас­ вырезают светсердце. Мы победили.

— Мы снова победили! — с триумфом провозгласил Садеас. — Далинар, старый маразматик! Ты, оказывается, еще способен выдать парочку хороших идей!

— Мы одного возраста, — заметил Далинар, и тут появились гонцы с донесениями о том, что происходило на остальной части поля битвы.

— Сообщите всем, — провозгласил Садеас, — что сегодня всех моих солдат ждет такой пир, которого не постыдились бы светлоглазые!

Он улыбался, пока солдаты помогали ему встать, и утверждал, что может держаться на ногах, несмотря на рану. Он тут же принялся созывать своих офицеров. Адолин отошел, чтобы выслушать донесения разведчиков.

Далинар начал озираться в поисках Храбреца, желая убедиться, что о ране коня позаботились. В этот самый момент Садеас схватил его за руку и негромко проговорил:

— Я должен был погибнуть.

— Возможно.

— Я мало что видел. Но мне показалось, ты был один. Куда подевалась гвардия?

— Пришлось от них оторваться, — объяснил Далинар. — Иначе я бы не успел.

Садеас нахмурился:

— Ты ужасно рисковал. Почему?

— Союзников на поле битвы не бросают. Если только у них нет другого пути к спасению. Такова одна из Заповедей.

Садеас покачал головой:

— Ты однажды погибнешь из-за своей чести. — Он выглядел потрясенным. — Впрочем, сегодня я по этому поводу жаловаться не стану!

— Если мне суждено умереть, то я до последнего буду жить так, как надо. Важна не цель, но путь к этой цели.

— Заповеди?

— Нет. «Путь королей».

— Эта шквальная книга...

— Эта шквальная книга сегодня спасла тебе жизнь, — сказал ­Далинар. — Кажется, я начинаю догадываться, что в ней видел Гавилар.

В ответ на это Садеас одарил его сердитым взглядом, а потом ­посмотрел на свой доспех, лежавший поблизости кучей обломков. Покачал головой:

— Возможно, я позволю тебе объяснить свои слова. Я бы хотел тебя снова понимать, старый друг. С изумлением спрашиваю себя, понимал ли вообще когда-нибудь? — Он отпустил руку Далинара. — Эй, где мой конь, забери его буря? Приведите мне коня! Где мои офицеры?

Далинар ушел и быстро разыскал гвардейцев, которые занимались Храбрецом. Великий князь вдруг с изумлением осознал, что на земле лежит множество трупов. Здесь пролегла полоса, которую он оставил за собой, прорываясь сквозь ряды паршенди к Садеасу. След смерти.

Далинар повернулся и взглянул туда, где удерживал позицию. Десятки мертвецов. Возможно, сотни.

«Кровь отцов моих... Это я сделал?»

Он не убивал в таких количествах с той поры, когда только начал помогать Гавилару объединять Алеткар. И с юности не испытывал дурноты при виде смерти.

Но теперь вдруг преисполнился такого отвращения, что едва удержал желудок под контролем. Великого князя Холина не стошнит на поле боя. Его люди не должны такое видеть.

Он побрел прочь, одной рукой держась за голову, а под мышкой другой зажав шлем. Ему полагалось бы ликовать. Но Далинар не мог. Он просто... не мог.

«Садеас, тебе понадобится удача, чтобы понять меня, — подумал он. — Потому что, забери меня Преисподняя, я и сам себя не по­нимаю».

«Я держу в руках младенца, мой нож у его горла, и я знаю, что все живое хочет, чтобы я полоснул по нему лезвием. Пролил кровь на землю, обагрил собственные руки, тем самым подарив нам возможность снова вздохнуть полной грудью».

Дата: шашанан, 1173, 23 секунды до смерти. Объект: темноглазый юноша шестнадцати лет. Образец заслуживает особого внимания.

- Ивесь мир разбился! — заорал Карта, выгибая спину, вытаращив глаза, с каплями кровавой слюны на щеках. — Скалы дрогнули у них под ногами, и камни потянулись к небесам! Мы умираем! Мы умираем!

Он еще раз спазматически дернулся, и его глаза погасли. Каладин­ отпрянул — его руки были алыми и скользкими от крови, и кинжал, заменявший хирургический нож, выскользнул из пальцев, тихонько­ звякнул о камни. Приветливый мостовик лежал мертвый на каменистом плато, с разверстой раной на левой стороне груди, где стрела рассекла родимое пятно, в точности повторявшее, по его словам, очертания Алеткара.

«Они уходят, — подумал Каладин. — Один за другим. Их вскрывают, они истекают кровью. Мы всего лишь бурдюки для переноса крови. Рано или поздно мы умираем, и она проливается на камни, точно струи дождя во время Великой бури.

Потом останусь только я. Я всегда остаюсь один».

Слой кожи, слой жира, слой мышц, слой кости. Вот и весь че­ловек.

На другой стороне ущелья развернулась яростная битва. На мос­товиков так мало обращали внимания, что они с тем же успехом ­могли находиться в другом королевстве. Сдохни, сдохни, сдохни, а потом исчезни.

Вокруг Каладина кольцом стояли мрачные мостовики.

— Что это он сказал напоследок? — спросил Шрам. — Скалы дрогнули?

— Да ерунда какая-то, — ответил крепкорукий Йейк. — Просто предсмертный бред. Такое иногда случается.

— Кажется, в последнее время это происходит чаще, — заметил Тефт.

Он прижимал ладонь к впопыхах перевязанной ране от стрелы на другой руке. В ближайшие дни мост ему не носить.