едва касаясь друг друга. В доме не было слышно никаких других звуков, кроме шуршания простыней.

Наконец я ощутила, как большой палец нежно прижался к моему бедру.

— Я скучал, саксоночка, — шепнул он.

Я перекатилась на бок, лицом к нему, и в ответ поцеловала его руку. Мне хотелось придвинуться ближе, положить голову ему на плечо, так, чтобы его рука обвивала меня, но мысль о мои коротких жестких волосах на его коже меня останавливала.

— Я тоже скучала, — сказала я, утыкаясь в его темную, осязаемую, надежную руку.

— Тогда я могу овладеть тобой? — спросил он мягко. — Ты правда этого хочешь?

Одна его рука ласкала мое предплечье, другая опустилась вниз и начала медленно двигаться в размеренном ритме, подготавливая его к действию.

— Позволь мне, — прошептала я, останавливая его руку своей. — Расслабься.

Сначала я занималась с ним любовью как воришка — торопливые движения и осторожные поцелуи, — по крохе вбирая его запах, текстуру, тепло и солоноватый вкус. Потом он положил руку мне на шею, прижимая меня ближе к себе, глубже.

— Не спеши, милая, — прошептал он хрипло. — Я никуда не денусь.

Я позволила сладкой безмолвной дрожи пробежать через мое тело и, глубоко вдохнув, легонько сжала зубы вокруг него, одновременно обхватив ладонью теплый мускусный груз его мошонки.

Потом я поднялась, сгорая от желания и ощущая легкое головокружение от резкого движения. Когда это случилось, мы оба судорожно вдохнули, и, склонившись над ним, я ощутила его дыхание у себя на груди, когда он едва слышно засмеялся.

— Я скучал, саксоночка, — снова прошептал он.

Я стеснялась его прикосновений в своем нынешнем состоянии, так сильно изменившись, и опустила ладони ему на плечи, чтобы он не смог притянуть меня ближе. Он не стал пытаться, вместо этого положив свою руку между нашими бедрами.

Я ощутила приступ легкой паники при мысли о том, что волосы там были длиннее волос у меня на голове, но мое беспокойство мгновенно улетучилось, как только я ощутила мягкое, но сильное давление глубоко между моими бедрами — его палец ритмично скользил взад и вперед в средоточии моего наслаждения.

Я схватила его вторую руку и прижала ее ко рту, страстно посасывая его пальцы, один за другим. Дрожь пробежала по моему телу, и я сжала его ладонь еще крепче.

Я все еще сжимала ее, когда все закончилось, лежа рядом с ним. Точнее, я держала ее в своих пальцах, восхищаясь ее невидимыми формами, такими загадочными и изящными в темноте, ощущая гладкий слой мозолей на ладонях и костяшках.

— У меня руки каменщика, — сказал он, засмеявшись, когда я провела губами по огрубевшим костяшкам и по-прежнему чувствительным кончикам длинных пальцев.

— Мозоли на мужских руках — это очень эротично, — заверила его я.

— Вот как? — Он провел свободной рукой по моей остриженной голове и вниз, вдоль спины. Я задрожала и прижалась к нему крепче, мгновенно теряя волю к связным размышлениям. Моя собственная рука блуждала по его телу, играя с мягкими кудрявыми волосами на лобке и нежной тяжестью наполовину напряженного члена.

Он выгнул спину и расслабился.

— Вот что я тебе скажу, саксоночка, — сказал он. — То, что у меня нет мозолей ТАМ, точно не твоя заслуга.

Глава 67

Кто смеется последним

Это был старый мушкет, сделанный, наверное, около двадцати лет назад, но в хорошем состоянии. Приклад был отполирован частым использованием, гладкого дерева было приятно касаться, металл ствола был гладким и блестящим.

Стоящий Медведь прижимал его к груди в экстазе, трепетно проводя пальцами вниз и вверх по стволу, а потом прижимая их к носу, чтобы вдохнуть опьяняющий запах ружейной смазки и пороха. Он звал своих друзей подойти и понюхать его после него.

Пятеро джентльменов получили мушкеты из щедрых рук Птицы Которая Поет По Утрам, и по дому пробежало чувство восторга, которое волнами накрыло всю деревню. Сам Птица, у которого по-прежнему было двадцать пять ружей для остальных мужчин, был переполнен ощущением невероятного богатства и власти, а потому был добродушно настроен по отношению ко всем и каждому.

— Это Хирам Кромби, — сказал Джейми Птице на языке цалаги, указывая на мистера Кромби, который стоял рядом и выглядел бледным и напряженным в течение всей приветственной речи, вручения мушкетов, призыва воинов и последующего ликования по поводу оружия. — Он пришел предложить свою дружбу и рассказать вам истории о Христе.

— О! О вашем Христе? О том, который опустился в подземный мир и вернулся? Мне всегда было интересно, он встретил там Небесную женщину или Крота? Я люблю Крота, я хотел бы знать, что он ему сказал. — Птица коснулся маленького кулона на шее с вырезанным изображением Крота, проводника в мир мертвых.

Мистер Кромби нахмурил брови, но, к счастью, его цалаги пока был далек от совершенства — он по-прежнему мысленно переводил каждое слово на английский, а Птица говорил быстро. Йен пока еще не дошел с Хирамом до слова, которое обозначает Крота.

Джейми кашлянул.

— Уверен, он будет счастлив рассказать вам истории, которые знает, — сказал он. — Мистер Кромби, — добавил он, моментально переключаясь на английский, — Чисква приветствует вас.

У жены Птицы, Пенстемон, слегка затрепетали ноздри — Кромби потел от волнения и вонял не хуже козла. Он серьезно поклонился и преподнес Птице нож, который привез в качестве подарка, медленно произнося приветственную речь, которую заучил наизусть. И сделал это неплохо, по мнению Джейми, — Кромби неправильно произнес всего пару слов.

— Я пришел, чтобы принести вам б‑большую радость, — закончил он, запинаясь и потея.

Птица смотрел на Кромби — маленького, щуплого и вымокшего от пота — несколько долгих пронзительных мгновений, а потом перевел взгляд на Джейми.

— Ты забавный человек, Убийца Медведей, — сказал он покорно. — А теперь давайте примемся за еду!

Стояла осень — урожай только что был убран, и охотничий сезон был в разгаре. Ружейный Пир к тому же был важным событием — стол ломился от оленины разных сортов, дымящейся свинины, только что поднятой из ям, где ее зажаривали над ревущим огнем, от огромных блюд с маисом и жареной тыквой с бобами, приправленными луком и кориандром. Здесь были разного вида похлебки и дюжины дюжин маленьких рыбешек, обвалянных в кукурузной муке и зажаренных в медвежьем жире до сладкого хруста.

Мистер Кромби, по первости довольно зажатый в новой обстановке, начал расслабляться под действием пищи, хвойного пива и лестного внимания, оказываемого ему. Отчасти это внимание, подумал Джейми, имело причиной присутствие молодого Йена, который, широко улыбаясь, стоял рядом со своим учеником, поправляя его и