Дверь распахнулась, и в комнату вошла Брианна, румяная, с растрепанными ветром волосами и суровым выражением. Она резко остановилась в ногах кровати, направила на меня длинный указательный палец и сказала:

— Тебе никто не разрешал умирать.

— О? — выдавила я, моргая. — Не думаю, что я собиралась умирать.

— Ты пыталась! — выкрикнула она обвинительно. — Ты знаешь, что пыталась.

— Ну, не сказать, что я пыталась… — начала я слабо. Может, я и не пыталась умереть, но, говоря начистоту, я не очень старалась не умирать. Должно быть, вид у меня был виноватый, потому что ее глаза превратились в две синие щелки.

— Не смей снова такое вытворять! — сказала она, развернулась и, взмахнув полой голубого плаща, пошла к двери. У выхода она остановилась на секунду и перед тем, как слететь вниз по лестнице, добавила придушенным голосом: — Потомучтоялюблютебяибезтебянесправлюсь.

— Я тоже люблю тебя, милая! — крикнула я ей вслед, глаза с готовностью затуманились близкими слезами, но ответа не последовало — только хлопнула входная дверь.

Адсо, дремлющий у меня в ногах на стеганом покрывале, залитом солнцем, на дюйм приоткрыл глаза, реагируя на звук, но тут же опустил голову обратно и заурчал еще громче.

Я откинулась на подушки, ощущая себя менее умиротворенной, но куда более живой. Секундой позже я села, откинув одеяла в сторону, и опустила ноги на пол. Адсо резко прекратил урчать.

— Не беспокойся, — сказала я ему. — Я не собираюсь откидывать копыта. Поставки молока и остатков со стола в полной безопасности. Согревай пока постель.

Конечно, мне позволяли короткие прогулки, но только с основательным сопровождением. Я не выходила из дома одна с тех пор, как меня подкосила болезнь, и вряд ли сейчас мне кто-то разрешит это сделать. Поэтому я тихонько спустилась вниз в чулках, держа туфли в руке, и вместо того, чтобы воспользоваться входной дверью, у которой скрипели петли, или пройти через кухню, где кашеварила миссис Баг, я проскользнула в операционную, открыла окно и, убедившись, что белая свинья не расположилась нигде в опасной близости, осторожно выбралась наружу.

Побег опьянил меня, воодушевление и адреналин дали немного сил, чтобы бодро пройти часть пути. Зато после этого я была вынуждена останавливаться каждую сотню футов, чтобы отдышаться и дать отдых ногам. Однако я упрямо продолжала идти и наконец дошла до хижины Кристи.

Никого не было видно, и никто не отозвался на мое робкое приветствие, но когда я постучала в дверь, я услышала хриплый угрюмый голос Томаса Кристи, приглашающий меня войти. Он сидел за столом и писал, но, судя по виду, должен был быть в постели. Его глаза расширились при моем появлении, и он торопливо попытался поправить потрепанную шаль, накинутую на плечи.

— Миссис Фрэзер! Вы… Это… Что во имя всего святого… — Лишившись дара речи, он только указывал на меня и хлопал глазами размером с блюдце. Я сняла свою широкополую шляпу, когда вошла, совершенно позабыв, что я выглядела примерно как ершик для мытья бутылок.

— О, — сказала я, полубессознательно проводя рукой по голове. — Это. Вы должны быть довольны — я не шокирую общественность непотребным видом распущенных волос.

— Вы выглядите, как беглый преступник, — сказал он без обиняков. — Садитесь.

Я послушно опустилась на стул, который после выматывающей прогулки пришелся очень и очень кстати.

— Как вы себя чувствуете? — спросила я, глядя на него. Света в хижине было мало, Томас писал со свечой, которую потушил после моего появления.

— Как я себя чувствую? — Он казался одновременно удивленным и сбитым с толку моим вопросом. — Вы проделали такой путь в опасном, ослабленном состоянии. Только чтобы поинтересоваться моим здоровьем?

— Если вам угодно так на это смотреть, — ответила я, несколько покоробленная его «опасно ослабленным состоянием». — Я полагаю, вы не окажете мне услугу выйти на свет, чтобы я хорошенько вас осмотрела?

Он оборонительно стянул концы своей шали на груди.

— Зачем? — Он нахмурился, кустистые заостренные брови сдвинулись к переносице, так что он стал похож на потревоженную сову.

— Потому что мне нужно узнать пару вещей о вашем состоянии, — спокойно ответила я. — И осмотр — лучший способ все выяснить, раз уж вы не можете ничего мне рассказать.

— Вы просто непостижимы, мадам!

— Нет, просто я доктор, — парировала я. — И мне нужно знать… — Меня накрыла резкая волна головокружения, и я схватилась за стол, дожидаясь, пока это пройдет.

— Вы сумасшедшая, — заключил он, разглядывая меня. — Вы тоже все еще нездоровы, как я вижу. Оставайтесь здесь — я скажу сыну, чтобы он сходил за вашим мужем.

Я замахала рукой и сделала глубокий вдох. Сердце колотилось в груди, я немного побледнела, и на лбу выступил пот, но в целом была в порядке.

— Дело в том, мистер Кристи, что, хотя я совершенно определенно была больна, это была не та же самая болезнь, от которой страдали люди на Ридже. И судя по тому, что рассказала мне Мальва, вы тоже страдали не от нее.

Он поднялся, чтобы пойти и позвать Алана, но после моих слов застыл и смотрел на меня с приоткрытым ртом. Потом он медленно опустился обратно на стул.

— Что вы имеете в виду?

Наконец захватив его внимание, я с удовольствием приготовилась разложить перед ним факты. Они были у меня под рукой, потому что я обдумывала ситуацию последние несколько дней.

В то время как несколько семей на Ридже страдали от последствий амебной дизентерии, со мной приключилось нечто иное. У меня был очень сильный жар в сочетании с ужасной головной болью и — из того, что я смогла понять со слов Мальвы, — конвульсиями. Это точно была не дизентерия.

— Вы уверены? — Хмурясь, Кристи перебирал пальцами свое перо для письма.

— Довольно сложно спутать кровавый понос с головной болью и жаром, — сказала я едко. — Теперь скажите мне, у вас был понос?

Он замялся на мгновение, но любопытство одержало верх.

— Нет, — ответил он. — Как вы и сказали, у меня был жар и раскалывалась голова. Ужасная слабость и… необычайно неприятные сны. Я не знал, что это была не та же самая хворь, что у других.

— Вы и не могли знать, полагаю. Вы никого из них не видели. Если только… если только Мальва не описывала вам симптомы? — Я спросила это из любопытства, но он покачал головой.

— Я не желаю слушать о таких вещах, она ничего мне не рассказывает. И все же зачем вы пришли? — Он наклонил голову набок и прищурил глаза. — Какая разница, страдали мы с вами от лихорадки или кровавого