— У Зюзи брательник серьезным пацаном был, но помер.Прошлой весной. А Зюзя никому не нужен.

Я чуть было не рассказала ему о фотографии, но вовремяприкусила язык.

Паша ушел, а я уставилась на телефон. На месте не сиделось,душа после беседы с Упырем с его таинственными намеками на городские новостирвалась к действию. То, что разговор с Пельменем ничего не даст, было ясно ссамого начала: Паша не из тех людей, кто языком болтает, кроме сомнительногокомплимента, я от него ничего не услышала, и его заверения меня ничуть неуспокоили. Что-то такое Зюзя увидел и поплатился за это жизнью. Самое скверное,что это «что-то» видели еще четверо. Сейчас они в бегах, но если им не помочь…Все усложняет тот факт, что от милиции принимать помощь они не желают. И отменя тоже. Что за машину увидел Зюзя и почему это так важно? А главное, каксвязать ее со вчерашними новостями? Я вздохнула и набрала номер Родионова.Александр Сергеевич сам поднял трубку, а я почему-то разволновалась и началаразговор так путано, что едва не заревела с досады вторично за одно утро. Дляменя это было личным рекордом, и я страшно разозлилась, хотела прекратитьразговор, но передумала: Родионов, чего доброго, вызовет мне «неотложку»,барышня мычит невнятно, а затем бросает трубку."Соберись и скажи хотьчто-нибудь", — гневно приказала я самой себе и заявила:

— Александр Сергеевич, я случайно узнала, что у Зюзибыл брат. Вам о нем что-нибудь известно?

И еще… один человек… по телефону… намекнул мне на связьмежду убийством Зюзи и вчерашними теленовостями.

— Упырь объявился? — ласково спросил Родионов.

— Какой Упырь? — Я покраснела и, подавив стон,добавила:

— При чем здесь Упырь? Просто я подумала, может быть,вы… то есть, может, это как-то…

— Дарья Сергеевна, вы в настоящий момент гденаходитесь?

— На работе, — со вздохом облегчения ответила я,радуясь, что не надо завершать фразу, в которой окончательно запуталась.

— А в котором часу заканчивается ваша работа?

— Вообще-то у меня ненормированный рабочий день, и я…

— Давайте встретимся, скажем, в четыре, это подойдет?

— Подойдет.

— Отлично. Значит, я жду вас на том самом месте, где мырасстались утром.

— Ждите, — пролепетала я и повесила трубку.

Ровно в четыре я покинула здание школы и возле дыры в забореувидела Родионова с гвоздикой в руках. Эта самая гвоздика вызвала у меня что-товроде столбняка. С одной стороны, как будто совсем неплохо, что Родионов стоит,как пень, улыбается и держит ее в руках, точно боевое знамя. Очень глупо,по-моему, отправляться с цветами, то есть цветком, к подозреваемому в убийстве.С другой стороны, Родионов успел показать себя таким хитрецом, и очень можетбыть, что гвоздика — лишь средство окончательно меня запутать, я потеряю бдительность,а он… В общем, подходя к Александру Сергеевичу и принимая из его рук цветок, ятак и не решила: радоваться мне или грохнуться в обморок, потрясенной людскимковарством.

— Это вам, — сказал он и попробовал улыбнутьсяшире, чем обычно, но только зря старался: этому его жесту воспрепятствовалостроение ротовой полости. — Сегодня не так жарко, — добавил он.

— Да, — кивнула я и, опомнившись, поблагодарила загвоздику, прикинула, куда ее можно сунуть, но, кроме дамской сумочки, у меня ссобой ничего не было, и пришлось нести ее на виду у всего человечества, а междупрочим, возле окна тренерской с открытым ртом замерла Светка, и завтра…Разозлившись, я ухватила Родионова под руку, повела его по аллее и улыбнуласьтак широко, точно затеяла с ним соревнование.

Минут двадцать мы упорно говорили о погоде, о предстоящемотпуске (в основном — моем), не понятно как прошли мимо моего дома и в концеконцов оказались в кафе «Морозко». И, только сделав заказ, я вроде быопомнилась и решила спросить:

— Вы хотели поговорить со мной?

— Я? — Родионов вроде бы удивился и даже посмотрелпо сторонам, точно искал свидетелей, способных подтвердить, что, мол, точно,было дело, глаза его при этом сделались пронзительно чистыми, и этоокончательно убедило меня в том, что передо мной законченный лицемер. Ястремительно поднялась, уронив стул, и заявила:

— Притворщик. — Шарахнулась в сторону, вспомнилапро гвоздику, положила ее на стол и опрометью бросилась из кафе. Родионов сиделс открытым ртом и признаков жизни не подавал.

Я летела по улице, не чувствуя ног, сумка сорвалась с плечаи грохнулась на асфальт, я притормозила, наклонилась за ней и сделала первыйвдох. В этот момент в ближайших кустах возникла голова Кузи и слабо тявкнула, азатем появилась рука моего племянника и прикрыла собаке пасть, после чего ипасть и рука незамедлительно исчезли. Я бросилась в кусты, точно носорог, пылаягневом, но никого там не обнаружила.

— Сенька! — заорала я. Ни его, ни собаки. —Сумасшедший дом какой-то…

Веселую троицу я застала во дворе, Кузя дремал возле будки,Сенька играл в баскетбол с ребятами постарше, а Чугунок делал ценные замечанияпо поводу чужой игры, которые вот-вот грозили закончиться для него хорошимнагоняем. Все трое дружно делали вид, что не заметили моего появления. Я немногопостояла в досягаемой близости, прикидывая, стоит сказать им что-нибудьласковое или это подождет, и отправилась домой.

Где-то через полчаса позвонил Родионов, а я, услышав егоголос, бросила трубку и больше к ней не прикасалась. В моем дурном настроениибыл повинен не столько Родионов, сколько я сама: при воспоминании о том, как явела себя в кафе, волосы у меня буквально становились дыбом.

— Я ненормальная, — повторяла я, носясь поквартире общей площадью семьдесят квадратных метров. — А он притворщик… и…надо это как-то прекращать.