Через мгновение Кэп наклонился к нему и нажал на кнопку:

– Да, Рэйчел? – Черт его побери, если старик пусть на минутуне убедил его. Уэнлесс похож на мрачного черного ворона, и это – еще однапричина, почему Кэп не любил его. Сам он был жизнелюбцем и если кого и выносил,так это пессимистов.

– Звонят по кодирующему телефону, – сказала Рэйчел. – Израйона операции.

– Хорошо, дорогая. Спасибо. Пусть подождут минутки две,хорошо?

– Да, сэр.

Он откинулся в кресле:

– Я вынужден прервать нашу беседу, доктор Уэнлесс. Можетебыть уверены, я самым внимательным образом продумаю все, что вы сказали.

– Продумаете? – спросил Уэнлесс. Застывший угол его рта,казалось, цинично ухмылялся.

– Да.

Уэнлесс сказал:

– Девочка... Макги... и этот парень Ричардсон... последниетри элемента нерешаемого уравнения, капитан Холлистер. Сотрите их. Действуйте.Девочка очень опасна.

– Я продумаю все, что вы сказали, – повторил Кэп.

– Сделайте это. – Уэнлесс, опираясь на палку, с трудом началподниматься. Это заняло довольно много времени. Наконец он встал.

– Приближается зима, – сказал он Кэпу. – Старые кости ноют.

– Вы останетесь на ночь в Лонгмонте?

– Нет, в Вашингтоне.

Кэп поколебался, а затем сказал:

– Остановитесь в «Мэйфлауэр». Мне, может, понадобитсясвязаться с вами.

В глазах старика что-то промелькнуло – благодарность? Да,конечно, благодарность.

– Очень хорошо, капитан Холлистер, – сказал он и проковылял,опираясь на палку, к двери – старик, который когда-то открыл ящик Пандорры итеперь хотел расстрелять все, вылетевшее из него, вместо того чтобы пустить вдело.

Когда дверь за ним закрылась, Кэп с облегчением вздохнул иподнял трубку кодирующего телефона.

– Кто говорит?

– Орв Джеймисон, сэр.

– Поймали их, Джеймисон?

– Еще нет, сэр, но мы обнаружили кое-что интересное ваэропорту.

– Что же?

– Все телефонные автоматы пусты. В некоторых из них на полумы нашли лишь несколько четвертаков и десятицентовиков.

– Взломаны?

– Нет, сэр. Почему и звоню вам. Они не взломаны, а простопусты. В телефонной компании рвут и мечут.

– Хорошо, Джеймисон.

– Все это ускоряет дело. Мы полагаем, что отец, возможно,оставил девчонку на улице и зарегистрировался в отеле только сам. Как бы то нибыло, теперь мы будем искать парня, расплатившегося одной мелочью.

– Если они в мотеле, а не спрятались в каком-нибудь летнемлагере.

– Да, сэр.

– Продолжайте, О'Джей.

– Слушаюсь, сэр. Спасибо. – В голосе Орвила прозвучалаглупая радость от того, что Кэп помнил его прозвище.

Кэп повесил трубку. Минут пять он сидел, закрыв глаза иразмышляя. Мягкий осенний свет освещал кабинет, согревая его. Затем он нагнулсяи снова вызвал Рэйчел.

– Джон Рэйнберд здесь?

– Да, здесь, сэр.

– Дайте мне еще пяток минут, а затем пришлите его ко мне. Яхочу поговорить с Норвилом Бэйтсом в районе операции. Он там за главного доприбытия Эла.

– Хорошо, сэр, – сказала Рэйчел с некоторым сомнением вголосе. – Придется говорить по открытой линии. Связь по переносномурадиотелефону. Не очень...

– Ничего, ничего, – нетерпеливо сказал он. Прошло двеминуты. Голос Бэйтса слышался издалека и проходил с шумами. Он был неплохимработником – не очень одарен воображением, но упорен. Именно такой человекнужен Кэпу для осады крепости до приезда Элберта Стейновица. Наконец Норвил налинии и сообщает, что они начинают прочесывать близлежащие города – Оквилл,Тремонт, Мессалонсет, Гастингс Глен, Лутон.

– Хорошо, Норвил, порядок, – сказал Кэп. Он думал о словахУэнлесса: ВЫ ЗАСТАВЛЯЕТЕ ЕГО МЕНЯТЬ СТЕРЕОТИП И ЗАНОВО ОБУЧАТЬ ДЕВОЧКУ. Онобдумывал сообщение Джеймисона о пустых телефонах. Макги этого не делал.Сделала девочка. И потом, будучи на взводе, подожгла ботинки солдату, возможно,случайно. Уэнлесс был бы доволен, знай он, что Кэп в итоге собиралс воспользоватьсяполовиной его советов – нынешним утром старый козел был на удивлениекрасноречив.

– Ситуация изменилась, – сказал Кэп. – Мы должныликвидировать большого парня. Полная ликвидация. Понимаете?

– Полная ликвидация, – невозмутимо повторил Норвил. –Слушаюсь, сэр.

– Прекрасно, Норвил, – уже мягко сказал Кэп. Он положилтрубку и стал ждать прихода Джона Рэйнберда.

Через секунду дверь открылась, и он явился, очень большой иеще более отвратительный. Этот полуиндеец вел себя настолько тихо, что, сидя застолом, читая или отвечая на письма, можно было не почувствовать присутствия вкомнате постороннего. Кэп знал, насколько это редкое качество. Большинстволюдей ощущает присутствие кого-то другого: Уэнлесс однажды назвал этуспособность не шестым чувством, а вторым видением – ощущением, порождаемымкакими-то неизмеримо малыми токами от пяти обычных чувств. Но Рэйнберд былнеощутим. Ни одно из тончайших чувствительных волоконцев даже не шелохнется. Однаждыза рюмкой портвейна в гостиной у Кэпа Эл Стейновиц сказал странную вещь: «Онединственный человек из всех встречавшихся мне, который при ходьбе не колеблетвоздух». И Кэп был рад, что Рэйнберд на их стороне, он был единственным из всехвстречавшихся, на сей раз не Элу, а ему самому, кого он боялся.

Рэйнберд – тролль, чудовище, великан-людоед в обликечеловека. Он не добирал всего лишь двух дюймов до семи футов и зачесывал своиблестящие черные волосы в короткий хвост на затылке. Десять лет назад, когда онво второй раз был во Вьетнаме, прямо перед ним взорвалась мина, и теперь еголицо являло собой ужасное зрелище шрамов и исполосованной кожи. Левого глаза небыло. На его месте – впадина. Он не делал пластической операции и не вставлялискусственный глаз, потому что, говорил он, в местах счастливой охоты на томсвете его попросят показать боевые раны. Когда он говорил подобные вещи, былонеясно, верить ему или нет; неясно, говорит он серьезно или по каким-топричинам дурачит вас.

Все эти годы Рэйнберд был на редкость хорошим агентом:отчасти потому, что меньше всего он походил на агента, а главным образомоттого, что за маской из голого мяса скрывался живой, жестокий, ясный ум.Свободно говорил на четырех языках и понимал еще три. Занимался русским поускоренному методу. Голос его был низким, музыкальным голосом образованногочеловека.