Они уже были в коридоре, когда услышали выстрел. Секундой позже отозвался Шкаф от транспортера.

– Сержант, у нас проблемы.

– Шкаф, говори.

– Огонь по транспортеру. Неопасный, ручное оружие. Тактически ловлю источник в воротах шахты, двести пятьдесят четыре метра, готов открыть огонь. – Шкаф говорил спокойно и по делу. – Приказы?

– Ждать. Никаких наступательных действий! – почти крикнул Макнамара.

– Понял, огня не открывать.

Макнамара кивнул и вздохнул, хотя пулеметчик, закрытый в брюхе транспортера, не мог этого видеть. Больше двухсот метров… демонстрация, не больше, мелькнуло в голове Вежбовского. Военный не стал бы стрелять по транспортеру из автомата. А если бы делал это, то хотя бы позаботился о том, чтобы тактический блок машины – по сути, слишком глупый со времени отключения ИИ – не имел шанса прицелиться в него. А значит, гражданский. А гражданский на таком расстоянии не опасен.

– Выходим. – Сержант взглянул на Соколиного Глаза, который ждал под дверью. – Спокойно. Оружие на плече. Словно ничего не случилось.

Капрал кивнул и первым вышел наружу.

Нового выстрела не было ни тогда, ни позже, когда уже вся четверка оказалась на улице. Преодолеть десяток метров до машины заняло у них неполных пять секунд. Вежбовский поймал себя на том, что постоянно поглядывает в сторону больших ворот шахты. Несмотря на весь опыт, понимание, что кто-то как раз может целиться в них, приводило к тому, что он почувствовал себя в безопасности, только когда добрался до транспортера.

– У них есть оружие! – Машина двинулась в тот самый момент, когда Киса тяжело опустилась на сиденье. – Что теперь?

Сержант как раз продвигался к своему сиденью, а потому не ответил. Зато отозвался Соколиный Глаз.

– Наверняка какое-то случайное оружие с гражданским снаряжением, может – несколько пистолетов. Они даже не поцарапают нам броню. Было ведь ясно, что кое-что они точно припрятали, Синтия. Хуже, что они это использовали.

– Конечно хуже, – вскинулся Вежбовский. – Теперь несколько героев постреляют по нам, а мы станем ходить и повышать свою популярность полной броней и пальцами на спусковых крючках.

– Им, Марчин, уже ничего не следует больше делать. – Соколиный Глаз взглянул на точку связи с командованием и на сидящего там Макнамару. – Сержант как раз докладывает об инциденте. Лейтенант Картрайт будет знать, откуда произведен выстрел. Также она знает, что у ворот шахты всегда есть охрана. Зарегистрированная. Они должны были видеть стрелявшего. Но его никто не схватил и никто не вызвал нас. Значит, они посчитали, что мы его не видели.

– И что теперь?

– Теперь… Наверняка лейтенант посчитает, что хорошо бы поискать свидетелей нападения на нас. Будет легче, чем искать убийцу, о котором мы ничего не знаем.

26 мая 2211 ESD, 05:26

Рассвет на Болоте мало отличался от ночи. Просто небо из черного становилось серо-стальным. Во всей Двенадцатке освещение перешло в режим «дневной». Где-то точно рассчитали уровень мощности, при котором видно, что лампы включены – и одновременно это нисколько не улучшало видимость.

Картрайт приказала всему персоналу выйти наружу, и теперь ночная смена шахты молча смотрела, как транспортер вкатывается на площадь за воротами в сопровождении первого и второго отделений.

Тридцать шесть человек. Мужчины и женщины, охранники с ворот, операторы тяжелого оборудования, контролеры среды, техники, администрация.

Картрайт обогнала свой отряд и подошла к стоящему перед ними бригадиру смены. Питер Дюваль, кажется, так его звали. Бородатый великан в синем рабочем комбинезоне. Спокойный, мощный человек, прекрасный руководитель, очень уважаемый во всей Двенадцатке. Лейтенант доходила гражданскому едва-едва до груди, что вызвало несколько ухмылок среди горняков.

Сам Дюваль сохранял совершенно каменное лицо.

– Приветствую. – Голос Джейн Картрайт мог бы резать сталь. – Мне жаль, что приходится действовать таким образом, но, как вы наверняка знаете, ситуация непростая.

– Вы имеете в виду убийства.

– Я имею в виду смерть двух людей, верно, но не только. Час тому кто-то обстрелял моих людей. С территории шахты.

Вежбовский успел несколько раз вздохнуть, прежде чем бригадир ответил:

– Наверное, это какая-то ошибка. Никто из моих людей не мог бы…

– Это не была ошибка. – Она не дала ему закончить. – А поскольку в это время вы были ответственны за шахту, то я обращаюсь именно к вам. Как полагаю, кто-то был на посту охраны?

– Но, лейтенант, из-за сокращенного личного состава смены… – Дювалю снова не дали закончить. На этот раз его прервала Исакссон, которая, словно бомба, выпала из транспортера и подбежала к Картрайт. Щенок и Бьюллер вопросительно переглянулись и почти одновременно пожали плечами. Торн тяжело вздохнул. Вежбовский нахмурился, безрезультатно пытаясь уловить слова из приглушенного доклада связистки. СиДжей явно нервничал – переступал с ноги на ногу и легко сжимал и разжимал кулаки.

Лейтенант о чем-то переспросила тихо, а потом кивнула, выслушав ответ рядовой. Наконец повернулась к Дювалю.

– …Вы говорили что-то о проблемах? – Смена тона была почти неуловима для того, кто не знал Джейн Картрайт достаточно хорошо. Но Марчин опознал ее безошибочно. Состояние принятого решения.

– Честно говоря, госпожа лейтенант, мы не ставим людей на воротах. Нет причин, а смены и так слишком малы, чтобы управляться на шахте. – Дюваль говорил неуверенно, словно бы медленнее и с раздумьями. Должно быть, догадался, что доклад Исакссон не был слишком хорошим.

– Понимаю, – кивнула она головой. – Именно этого я и ожидала. Сержант Ниеми?

Командир второго отделения, почти беловолосая финка выступила из шеренги.

– Прошу арестовать пятерых по своему выбору.

Солдаты переглянулись. Кто-то тряхнул головой, словно не до конца поверив в то, что услышал. У стоящего рядом с Вежбовским Щенком вырвалось тихое ругательство. Группа горняков заволновалась, и среди возбужденного перешептывания послышалось несколько более грозных протестов. Картрайт прошлась вдоль первого ряда гражданских.

– Я убеждена, что в таком небольшом сообществе новости расходятся быстро. – Слова лейтенанта перекрывали отдаваемые тихим голосом приказы Ниеми. – Но если уж нет подозреваемых… У вас двадцать четыре часа для того, чтобы выдать мне виновников. В противном случае последствия ощутят на себе те, кого мы арестуем сегодня.

Одна, вторая, а потом и остальные персоны были выделены из группы. Это не могло пойти гладко. Колонисты привыкли к сложной жизни, привыкли сопротивляться тяжелым, потенциально смертельным условиям, которые царят в других мирах. Они смотрели на вооруженных и бронированных солдат скорее с уважением, чем со страхом. А теперь и это уважение таяло на глазах.