Суп удался на славу, поданный к нему хрустящий картофель фри и обжаренная в чесночном соусе зеленая фасоль добавили текстуру и оттенили вкус. Все по достоинству оценили кулинарные изыски Эммилин, включая жареных перепелок в томатном соусе и свежий хлеб.

Позже в гостиной, когда Пьетро разливал кофе, к ней подсел Рейф и заметил:

– Тебя что-то беспокоит?

Эммилин не была настроена откровенничать с деверем, поэтому отвела глаза и сказала первое, что пришло на ум:

– Папа болен, а я далеко.

Рейф явно удивился при этих словах.

– Так он тебе сказал?

– Конечно, – слегка нахмурившись, ответила Эммилин. – Это не секрет.

– Слава богу, – выдохнул Рейф. – Пьетро очень мучился, что связан словом.

Эммилин недоуменно взглянула на деверя. Это просто грипп. Она сама недавно узнала.

– Откуда Пьетро знает?

Рейф замер, поняв, что они говорят о разном. Он пригубил мартини, избегая смотреть на Эммилин.

– Что должен знать Пьетро? – спросил радушный хозяин, появляясь на пороге гостиной.

– Откуда ты знаешь о болезни отца? – повторила вопрос Эммилин.

Повисло неловкое молчание. Эммилин отчаянно пыталась понять, в чем дело.

– Рейф говорит, что ты уже какое-то время знаешь о болезни отца и это тебя мучает.

Рейф чертыхнулся и, поднявшись, поставил бокал с мартини на стол. Он виновато взглянул на брата:

– Я думал, она знает.

Эммилин тоже встала.

– Знаю о чем? – громко переспросила она. В голосе прорезались нотки страха.

– Эммилин? – Риа подошла к невестке и дотронулась до ее локтя.

Девушка неимоверным усилием воли подавила растущее беспокойство и натянуто улыбнулась свекрови.

– Спасибо за чудесный обед. Мне пора, – сказала Риа.

– Мне тоже, – быстро добавил Рейф. – Не провожай нас.

Пьетро бросил на брата свирепый взгляд, но промолчал. Был самый неподходящий момент, чтобы открыть Эммилин правду.

– Что, черт возьми, происходит?

Пьетро тяжко вздохнул.

– Присядь, пожалуйста, дорогая.

– Не хочу я садиться, – топнула ногой Эммилин и скрестила руки на груди. – Ну?

– Рейфу показалось, ты знаешь, что…

– У папы грипп? – сердито перебила она. – Но ты не об этом хотел сказать. Что с ним? – В глазах Эммилин плескался страх.

– Твой отец болен, – подтвердил Пьетро.

Эммилин возмущенно фыркнула:

– Это я знаю. Что с ним конкретно?

На щеке Пьетро задергался мускул.

– Что-то серьезное? – продолжала допытываться Эммилин.

– Да, дорогая.

– Боже! – Эммилин рухнула на диван. – Что с ним?

Пьетро встал перед ней на колени и взял ее руки в свои.

– У него рак в терминальной стадии, – выдавил Пьетро. – Мне очень жаль.

По щекам Эммилин покатились слезы.

– Как это? Когда? Почему он ничего мне не сказал?

– Он хотел, чтобы ты была счастлива. Он не хотел, чтобы ты страдала, наблюдая за его уходом. Кол считал, что в твоей жизни должны быть другие события и люди.

– Например, ты, – сказала она, отнимая руки. – Когда ты узнал?

Пьетро хотел погладить ее по щеке, но Эммилин отшатнулась.

– Когда? – неумолимо повторила она.

– В тот день, когда он пришел поговорить со мной о тебе.

Казалось, что гостиная сейчас взорвется от этого заявления, как от атомной бомбы.

– То есть ты все знал еще до нашей свадьбы? Боже праведный! – воскликнула Эммилин, не веря своим ушам.

Она вскочила и заметалась по комнате, словно раненое животное.

– Насколько все плохо?

– Он умирает, – ответил Пьетро, тяжело поднявшись с колен и не смея приблизиться к жене. – Он сказал, что это дело месяцев.

– Я тебе не верю. – Эммилин уставилась на мужа невидящим взглядом. – Папа никогда раньше не болел.

– У него метастазы по всем органам, – обронил Пьетро.

Эммилин пребывала в каком-то тумане. Она не понимала, о чем говорит Пьетро. Ее отец неизлечимо болен? У него рак? Почему он отослал ее из дома? Он страдает от болей? При мысли, что он один борется со смертельной болезнью, к горлу подступил ком.

– И ты позволил мне оставаться здесь и пребывать в полном неведении? Как ты мог? – Эммилин приложила руки к груди и с болью взглянула на Пьетро. – Как же ты посмел принять за меня решение и лгать мне все это время?

– Так хотел твой отец.

– Это не имеет значения. Ты просто обязан был рассказать мне! – горько воскликнула она, выбегая из гостиной.

Перескакивая через две ступеньки, Эммилин ворвалась в его спальню, которую они делили последнее время, и, выхватив из шкафа чемодан, начала лихорадочно запихивать в него джинсы, футболки, юбки. Домой. В Аннерсти. Немедленно.

– Я не мог тебе сказать, – сердито заявил Пьетро, появившись в спальне следом за ней. – Что ты делаешь?

– Почему не мог? – резко обернувшись и буравя его обвиняющим взглядом, спросила Эммилин.

– Он взял с меня слово, что я сохраню его болезнь в тайне. Я оказался в невозможной ситуации…

– Не смей говорить о невозможной ситуации! Не было ее! Нужно было просто сказать мне правду.

– Твой отец…

– Да, да… – Она рубанула рукой воздух, не давая ему закончить. – Ты мне говорил. Он не хотел, чтобы я знала. Но ты сам-то что думал?

Пьетро замер. Он не ожидал такого прямого вопроса.

– Ты обязан был об этом подумать. Неужели ты считал, что мне все равно или что я смогу тебе это простить? – Эммилин так резко застегнула молнию на чемодане, что сломала ноготь и тихо выругалась. – Ты сидел на бомбе с часовым механизмом, – зло бросила она, вытирая слезы тыльной стороной ладони.

Пьетро с трудом держал себя в руках.

– Ты хочешь к нему поехать?

Эммилин свирепо уставилась на мужа.

– Естественно. Я бы уже давно была дома, если бы хоть кто-то удосужился поставить меня в известность о происходящем.

– Хорошо, ладно, – пробурчал он. – Я распоряжусь насчет самолета. Заправить его не займет много времени.

– Не нужен мне твой дурацкий самолет, – огрызнулась она. – Я просто хочу увидеть папу.

– На моем самолете будет быстрее всего, – спокойно сказал Пьетро. – Я знаю, что ты злишься, но позволь помочь тебе.