Проще всего, наверное, разобрать это на примере смелости. У многих из нас есть фобии и страхи, которые мы преодолеваем посредством регулярного столкновения с пугающим явлением, то есть набираясь опыта. В детстве на меня кинулась собака, и с тех пор я много лет всеми правдами и неправдами старалась обходить их десятой дорогой. Аристотель посоветовал бы не мучить себя так. Мой страх, как и у человека из его примера, патологически боявшегося хорьков, проистекал из психологической травмы. Но травма – это болезнь, а значит, от нее можно излечиться. И только когда муж уговорил меня взять щенка и я (поначалу неохотно) стала возиться с Финли, спустя пару лет я уже могла почти спокойно общаться практически с любой собакой (хотя по-прежнему против того, чтобы подпускать их к маленьким детям). А вот пример более сложный: один мой знакомый своими руками рушил все отношения с женщинами, потому что месяцами копил недовольство и терпел, а потом вдруг взрывался и уходил совсем, или женщина бросала его первой, чувствуя фальшь. И только на четвертом десятке, приучив себя не притворяться перед матерью своих детей, он получил возможность обсуждать проблемы по мере поступления, а не месяцы спустя, когда уже сложно что-то исправить.

Человек от природы обладает не умениями, на которые опираются аристотелевские добродетели, подразумевающие сочетание разума, эмоций и социального взаимодействия, а потенциалом для их развития. Сочинения, составляющие «этику добродетели», можно рассматривать как запись бесед, которые Аристотель вел на прогулках с воспитанниками – и с Александром в Македонии, и позже с учениками своего собственного Ликея в Афинах – о том, как быть человеком добропорядочным и достойным. И хотя его нравственная философия годится для любого из нас, иногда рассуждения явно адресованы определенной категории учеников философа – как правило (и, видимо, неизбежно), мужчинам, знатным и готовящимся в перспективе занять высокий пост. Местами это выглядит комично, например когда Аристотель говорит о «почетных затратах», которые вменялись в обязанность богатому жителю определенных полисов: большинству из нас вряд ли придется «блистательно снаряжать хор или триеру или устраивать пир для всего города». Но смысл в том, что даже эта «золотая молодежь» не освобождена от необходимости стремиться воспитать в себе все добродетели. Преуспевший заслуживает у Аристотеля высочайшего одобрения – права называться «великодушным»[19], то есть обладателем великой души (megalopsychos). Мы отчетливо слышим голос Аристотеля, когда он рассказывает своим воспитанникам, румяным македонским юношам, как держит себя подобный человек: «В движениях неспешен, голос у него глубокий, а речь уверенная», поскольку крикливость и поспешность присущи натуре нервной и возбудимой.

Путь к счастью лежит через решение стать человеком великой души. Для этого не обязательно располагать средствами для снаряжения триеры, не обязательно двигаться плавно и разговаривать глубоким голосом. Величие души, душевное состояние по-настоящему счастливого человека, – это свойство того самого типа личности, к которому мы все, по сути, желаем принадлежать. Такой человек не играет с огнем, чтобы пощекотать себе нервы, но готов, если придется, отдать жизнь за то, что по-настоящему важно. Он предпочитает помогать другим, а не просить помощи. Он не заискивает перед богатыми и могущественными и всегда учтив с простыми людьми. Он «открыт в любви и ненависти», потому что истинные чувства скрывает лишь тот, кто боится осуждения. Он избегает сплетен, поскольку обычно это злословие. Он редко осуждает других, даже врагов (кроме как в подобающей обстановке, например на судебном заседании), но и дифирамбов от него не дождешься. Иными словами, величие души подразумевает скромную отвагу, самодостаточность, отсутствие подхалимства, учтивость, сдержанность и беспристрастность – воплотить подобную ролевую модель искренне и убежденно под силу каждому из нас. Она не становится менее воодушевляющей от того, что была создана более двадцати трех столетий назад.

Следующий шаг – провести самоанализ и примерить на себя все описанные у Аристотеля слабые и сильные качества. Их перечень дает пищу для размышления любому, кто умеет быть честным с самим собой. Как гласила надпись, высеченная на храме Аполлона: «Познай себя». Эту максиму любил цитировать и Сократ, учитель Платона. Если же вы не «знаете себя» или не готовы признать за собой, например, прижимистость или любовь к сплетням, дальше можете не читать. В рамках аристотелевской этики говорить себе горькую правду необходимо, это не осуждение, это осознание недостатков, над которыми можно работать. Смысл не в том, чтобы заклеймить себя и возненавидеть или впасть в самобичевание.

Аристотель считает практически любые свойства характера и эмоции приемлемыми (и даже необходимыми для душевного здоровья), при условии что они представлены в меру. Эту меру он называет «серединой», meson. Сам Аристотель никогда не говорил о ней как о «золотой», этот эпитет добавился, лишь когда его философский принцип здоровой «середины» в чертах характера и стремлениях стал ассоциироваться со строками из «Од» древнеримского поэта Горация (2.10): «Тот, кто золотой середине [aurea mediocritas] верен, / Мудро избежит и убогой кровли, / И того, в других что питает зависть, – / Дивных чертогов». Будем ли мы называть эту «середину между избытком и недостатком» золотой, на самом деле не имеет никакого значения.

Половое влечение (учитывая, что человек все-таки животное) – хорошее свойство, если знать меру. Как избыток, так и недостаток страстности сильно мешает счастью. Злость – неотъемлемая составляющая здоровой психики; у человека, который никогда не сердится, нет гарантии, что он поступает правильно, а значит, снижается вероятность достичь счастья. Однако чрезмерная злость уже недостаток, то есть порок. Так что главное – мера и уместность. Хотя еще одно изречение со стен дельфийского храма – «Ничего сверх меры» – не принадлежит Аристотелю, он первым из мыслителей разработал нравственное учение, позволяющее жить в соответствии с этим принципом.

Одно из самых скользких мест в этике – клубок вопросов, касающихся зависти, злости, мстительности. Все эти качества играют центральную роль в сюжете «Илиады» – любимой книги Александра Македонского. Он брал ее с собой во все походы и подолгу обсуждал со своим наставником Аристотелем. В этой эпической поэме занимающий ключевое положение в стане греков царь Агамемнон завидует Ахиллу как величайшему греческому воину. Агамемнон публично унижает Ахилла и отнимает у него любимую наложницу Брисеиду. Ахилл в ярости, и, когда троянец Гектор убивает в битве его лучшего друга Патрокла, гнев только усиливается. Чтобы унять этот гнев, Агамемнону приходится вернуть Ахиллу Брисеиду и дарами компенсировать унижение. Жажду мести Гектору Ахилл утоляет, убив того в поединке и надругавшись над телом, а заодно предает смерти 12 ни в чем не повинных троянских юношей, принося их в жертву на погребальном костре Патрокла. Это уже перебор.

Три перечисленные темные страсти – зависть, гнев и месть – Аристотель описывает очень точно. Самому ему завидовали и при жизни, и после смерти. Когда в 348 г. до н. э. скончался Платон, руководство Академией перешло отнюдь не к Аристотелю, который отдал ей 20 лет и был, бесспорно, лучшим философом своего поколения. Остальные академики меркли рядом с этим блестящим умом, поэтому предпочли видеть во главе Академии невзрачную посредственность по имени Спевсипп. Позже они завидовали восторгам и заботе, которой окружали Аристотеля (без всякого низкопоклонства с его стороны) правители Македонии и Ассоса в Малой Азии, где он преподавал в течение двух лет. Как впоследствии выразился один последователь Аристотеля, писавший историю философии, этот великий человек внушал огромную зависть одной только «дружбой с царями и абсолютным превосходством своих сочинений». Греки не стеснялись выражать эмоции, которые сегодня вызывают осуждение. В христианской морали не всем удается найти способы справиться с аристотелевскими пороками. Зависть, например, – это смертный грех, а получив незаслуженное оскорбление, истинный христианин должен «подставить другую щеку» вместо того, чтобы дать отпор обидчику. Но даже если зависть и не главное наше качество, совсем избежать ее не удастся.