Сам Аристотель, судя по всему, гордился своими блестящими аналогиями. Он знал, что наделен от природы талантом к «горизонтальному» или нестандартному мышлению, как мы его называем сегодня. Снова и снова ему удается разъяснить нечто сложное для понимания, приводя аналогию из совершенно иной области жизненного опыта. В своем «Протрептике», адресованном широкой публике, он сравнивает созерцательное познание Вселенной с наблюдением зрителей за актерской игрой в театре или за атлетами на состязаниях. Описывая образовательный потенциал трагедии, он говорит, что учиться на разыгранном актерами примере страданий – это примерно то же самое, что познавать жизнь по схематическому рисунку некой уродливой и примитивной жизненной формы. Он сравнивает гибкость закона с гибкой мерной рулеткой, которую видел у зодчих на острове Лесбос. Хороший учитель, приспосабливающий учебную программу к индивидуальным особенностям каждого ученика, подобен «наставнику кулачного боя», который обучает всех одному и тому же виду спорта, но подбирает каждому своему подопечному упражнения, развивающие именно его талант и преимущества. Человека, который отворачивается от сограждан и уходит в отшельничество, Аристотель уподобляет «изолированной пешке на игральной доске».

Самые наглядные аналогии в этических трудах Аристотеля построены на знаменитых мифических эпизодах из гомеровских поэм. Доказывая необходимость государственного вмешательства в разработку программ обучения детей, он напоминает, что дикари вроде циклопов, «творящие право» каждый в своей пещере, будут единолично решать, чему учить потомство. А рассуждая о том, как важно прогнозировать последствия своих поступков и сознавать, например, чем чревата для семейного очага супружеская измена, он рекомендует представить себя троянцем, смотрящим на Елену Прекрасную. Да, вы страстно желаете обладать ею, но, если вы от нее не откажетесь, она погубит ваш город.

И напоследок потенциально самое полезное для повышения убедительности публичных выступлений наблюдение Аристотеля: эффективная речь не так уж сильно отличается от эффективного письма. «В общем и целом все написанное вами должно легко читаться или, что по сути то же самое, легко произноситься». Да, во времена Аристотеля чтение про себя были, скорее, исключением, чем правилом. Большинство читали вслух – сегодня так читают только дети. Но это не умаляет ценности его рекомендации. Если фраза «не ложится на язык», она не сохранится и в сознании читателя. И здесь очень важно найти оптимальную длину. Слишком короткая фраза, по мнению Аристотеля, звучит резко – предложение из двух слов вполне работает, но только если этот прием встречается раз-другой за всю речь или текст. Слишком длинные предложения еще хуже, поскольку тогда адресат теряет нить. С таким же успехом можно просто промолчать. Поэтому, когда составите свой отклик на вакансию, обязательно прочтите его вслух, прежде чем отсылать. Не исключено, что кто-нибудь из комиссии решит процитировать или зачитать фрагмент из вашего текста остальным или (что гораздо хуже) вам самим.

Даже у тех, кто вполне доволен и работой, и личной жизнью, рано или поздно возникает ощущение, что они способны на большее. Человек, который переживает нелегкие времена – развод, например, – или враждует с кем-то, может испытывать угрызения совести и пытаться понять, насколько в действительности велика его доля вины. У многих нравственная ответственность повышается с появлением детей, поскольку родительство и эгоизм – понятия плохо совместимые. Бывает, что мы начинаем работать над собой, взяв за образец кого-то из знакомых, умеющих делать мир лучше. Аристотелевские категории порока и добродетели служат самопознанию, позволяя человеку обнаруживать в себе слабые и сильные стороны. Оценив самих себя, чтобы затем предпринять необходимые действия, умножить добродетели и минимизировать пороки, мы способствуем не только счастью окружающих, но и собственному.

Самые пространные рекомендации Аристотеля касаются хороших качеств, которые воспитывает в себе счастливый человек, – то есть добродетелей – и коррелирующих с ними изъянов. Взаимосвязь между счастьем и этими ценными качествами – ключевая составляющая всего аристотелевского этического учения. Как уже отмечалось выше, для Аристотеля самоочевидно, что человек, лишенный фундаментальных добродетелей, счастливым быть не может: «Ведь никто не назовет идеально счастливым того, кто не имеет ни капли мужества, самообладания, достоинства, здравого смысла, кто боится даже мухи, но ни перед чем не остановится, чтобы насытить свои аппетиты, и губит близких друзей за грош».

Аристотель считал, что для благополучия человеку необходимы справедливость, мужество и самообладание – те самые качества, в связи с которыми в философии его учение стали называть «этикой добродетели». Термины, которые он использовал для обозначения «хороших» (aretai) и «дурных» (kakiai) свойств, в древнегреческом – самые обычные повседневные слова, без какой бы то ни было этической нагрузки. У нас же, превращаясь в традиционном переводе в «добродетели» и «пороки», они обретают несколько отталкивающий оттенок: «добродетель» ассоциируется с чопорностью, а «порок» – с наркопритонами и проституцией, тогда как греческое kakiai ничего такого в себе не несет.

Собственно, и само название – «этика добродетели» – звучит довольно громко и высокопарно. Но ведь совсем не обязательно говорить себе, что вы «упражняетесь в справедливости», достаточно просто принять решение обращаться со всеми по совести, выполнять свои обязанности и помогать другим – и себе – реализовать потенциал. Не обязательно «воспитывать мужество», просто стремитесь осознать свои страхи и постепенно избавляться от них. Вместо того чтобы давать обет «самообладания», лучше отыскать «золотую середину» в виде оптимального отклика на сильные эмоции и страстные желания и ответного поведения в межличностном взаимодействии (именно в этом и заключается аристотелевское «самообладание»).

Рассуждения Аристотеля о добродетелях и их порочных противоположностях в «Евдемовой этике» и «Никомаховой этике» складываются в полноценное практическое руководство по вопросам нравственности. «Добродетели» или «пути к счастью» – это не столько черты характера, сколько привычки. Со временем, после многократного повторения, они отрабатываются до автоматизма, как навык езды на велосипеде, и поэтому (по крайней мере на сторонний взгляд) кажутся постоянным свойством (hexis) личности. Процесс этот длится всю жизнь, но многие добиваются значительных успехов к среднему возрасту, когда самые дикие страсти проще обуздать. Совершенствоваться в нравственном отношении способен – при желании – практически любой. Как утверждает Аристотель, мы не камни, которые по природе своей всегда падают вниз и которые нельзя «приучить» подниматься вверх, сколько ни подбрасывай. Он считает добродетель умением, которое можно освоить – как игру на арфе или зодчество. Если играете вы фальшиво, постройки ваши разваливаются, но вы ничего не предпринимаете, чтобы учиться и совершенствоваться, вас будут заслуженно считать неумехой. «Так обстоит дело и с добродетелями, – утверждает Аристотель, – ведь совершая поступки при взаимном обмене между людьми, одни из нас становятся людьми правосудными, а другие – неправосудными; совершая же поступки среди опасностей и приучаясь к страху или к отваге, одни становятся мужественными, а другие – трусливыми. То же относится и к влечению, и к гневу: одни становятся благоразумными и ровными, другие – распущенными и гневливыми».