– У страха глаза велики, – пробормотала Марина,слегка усмехаясь и подходя к отцу, чтобы поцеловать по обычаю его руку, однакопрежде он отвесил ей самый низкий придворный поклон, на который только былспособен. А поскольку пан Мнишек жизнь провел при королевских дворахСигизмунда-Августа, а потом Сигизмунда III, поклон был вполне достоин царицы,государыни всея Руси.

– Ваше величество… – церемонно промолвил Мнишек,который при встречах всегда титуловал дочь, как полагалось, и не сразу принималс ней более простую и свойскую манеру поведения.

– Что привело вас в столь поздний час, батюшка? –спросила Марина, садясь и указывая отцу на самое удобное кресло в комнате.

Мнишек покосился было на Барбару, словно решая, можно лисказать то, что он хотел сообщить дочери, при ее гофмейстерине. Казановскаяподжала губы: ох уж этот воевода! Она, значит, годится только на то, чтобыразделять все невзгоды своей госпожи, но не на то, чтобы узнать новости, которыетак и распирают пана Мнишка!

– Барбара, останься! – приказала Марина, и отецкивнул:

– Вы совершенно правы, ваше величество. ПаниКазановская достойна узнать то, что я хочу сказать вам, как никто другой. Делов том, государыня, что сегодня я получил неопровержимые подтверждения того, чтоваш супруг жив.

Марина резко вскинула голову, да так и замерла, впившисьглазами в отца. Барбара тоже неотрывно уставилась на круглое, толстощекое, сприпухшими веками лицо воеводы.

Уж не спятил ли пан Юрий, что говорит такое?.. О,разумеется, слухи о том, что в роковой майский день в Кремле был убит неДимитрий, а кто-то другой, давно гуляли по России – не могли они обойти иЯрославль. Слухи эти будоражили душу Марины, однако она им не очень-то верила.Потом пронеслись вести о том, что Димитрий собирает войско на западных границахРоссии, хочет снова отвоевать власть… Но тут поляки были почти единодушны: подименем сына Грозного на сей раз выступает какой-то самозванец, который надеетсялегко обмануть судьбу. Конечно, находились легковерные, которые не уставалиповторять любимый довод: если Димитрий единожды спасся в Угличе, почему бы емуне спастись сызнова в Москве?! Но Марина только разочарованно качала головой:таких совпадений не бывает. Можно подменить семилетнего мальчика другимребенком, но чтобы заговорщики, которые подняли мятеж с целью цареубийства,успокоились, пристрелив вместо него кого-то другого, – это невероятно. Даесли бы у въедливого, мелочного, скрупулезного Шуйского оставалась хоть теньсомнения, что труп, валяющийся на Лобном месте, – это не труп Димитрия, онбы Москву вверх ногами перевернул, каждый дом перетряхнул бы, выискиваяподлинного царя. Он ни за что не стал бы рисковать и надевать на себя шапкуМономаха, если б не был уверен: Димитрий убит наверняка! Он не нагрянет кузурпатору требовать отцова трона, как нагрянул некогда к Годунову. Разве чтопризрак его будет являться в снах… но Василий Иванович, судя по всему, небоялся снов.

Барбара знала: испытав страшное потрясение в ночь гибели мужаи крушения всех надежд, панна Марианна бережет свою душу от новых мучений иизбегает пустой болтовни о воскресшем Димитрии. Зачем отец явился жестокотревожить ее?

Вон – вскочила, заметалась по комнате, тиская руки. Барбарас жалостью смотрела на маленькую фигурку. Черты исхудавшего лица еще пущеосунулись, узел волос развалился, но Марина, словно не замечая этого, неподбирала косы. Наконец с трудом овладела собой, встала перед отцом:

– Не ожидала, что вы станете поддерживать эти пустыеслухи!

– Вы, ваше величество, должно быть, дурнорасслышали, – прищурился воевода. – Я говорил не о слухах, а онеопровержимых доказательствах.

– Вот как? И кто же представил вам этидоказательства? – вскинула свои тонкие брови Марина.

– Человек, который имел непосредственное касательство ксудьбе вашего супруга. Это один из тех, кому царевич Димитрий некогда былобязан своим спасением. Филарет, сиречь Федор Романов. Я получил письмо…

– Федор Романов состоит с вами в переписке? –недоверчиво перебила Марина. – Полноте, батюшка! Это происки Шуйского,который ищет повода еще больше опорочить нас в глазах народа и задержать нашвыезд на родину!

Воевода отвел свой жуликоватый взор. Правда в словах дочери,конечно, была… Оставшиеся в Москве послы Сигизмунда III Гонсевский и Олесницкийделали все, что могли, дабы вызволить из неволи своих соотечественников,разосланных Шуйским по городам и весям России. Однако новый царь тянул сответом, то и дело выставляя новые и новые поводы для своего недовольстваполяками. Впрочем, основных поводов было два: на поляков Димитрием былиизрасходованы огромные деньги, и деньги эти следует воротить до последнегогроша? или гро?ша [21], это первое, а второе – от поляков исходит опасностьпрестолу, потому что они хотят отомстить за самозванца, которого столь рьяноподдерживали, и за крушение своих надежд. Вот именно в поддержку второго доводаи могла сыграть спровоцированная Шуйским переписка воеводы сендомирского иодного из Романовых!

– Дорогая дочь, – сухо ответил на это пан Мнишек,на миг забыв даже о титуле Марины, – мне жаль, что ты считаешь своего отцаполным дураком. Неглуп также Филарет. По его просьбе мне написал… кто бы ты думала?Никола де Мелло!

Марина кивнула. Она слышала о монахе ордена августинцев,родом испанце, с помощью которого Димитрий хотел завести сношения с Испанией, скоролем Филиппом. Де Мелло появился в России еще в царствование Бориса. Доэтого августинец двадцать лет странствовал по Индии, проповедуя католичество;затем побывал в Персии; обласканный шахом, получил от него проезжую грамоту ивозвращался в Европу через Россию. Московское государство, естественно, нежаловало католических проповедников, даже проезжих: де Мелло был схвачен исослан в Соловки. Взойдя на престол и услышав о судьбе странствующего монаха,Димитрий немедля приказал доставить августинца в Москву. Он был в пути, когдасына Грозного убили. По приказу Шуйского де Мелло задержали в пути и отправилив Борисоглебский монастырь близ Ростова. Оттуда августинец не раз писал Мнишкув Ярославль, желая заручиться его протекцией для получения благосклонностипольского короля. Отчего-то на эту переписку двух католиков власти Ярославлясмотрели сквозь пальцы. Да уж, в их поведении были свои странности. Например,они разрешили шляхтичам оставить при себе карабели. Держать людей под стражей –и позволить им оставить оружие! Вот и письма Мелло, писанные на латыни,доходили до Мнишка свободно.