Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А как видит Сталин нашу позицию в связи с предстоящей войной?
— Я сомневаюсь, что он вообще видит нас живыми в ближайшей перспективе.
* * *
Сняв туфли и стараясь не шуметь, Алексей пробрался в спальню. После назначения на министерский пост они с женой и детьми переехали в квартиру в правительственном доме. Это сильно сокращало Алексею дорогу домой. Но вот уже пятый день после того памятного совещания у президента он возвращался в дом не раньше полуночи и покидал его в шесть утра. Провокации на границе прекратились, но напряжение было огромным.
Алексей начал раздеваться, чтобы тихо лечь в постель, но тут вспыхнул свет. Екатерина, сев на постели, укоризненно смотрела на него.
— Леша, — произнесла она, — второй час ночи!
— Извини, — проговорил он, продолжая раздеваться, — очень много работы.
— Зачем ты перешел на эту должность? Я тебя теперь совсем не вижу.
— Так было надо. Сейчас время дурацкое. Скоро закончится.
— Леша, что происходит? — спросила она. — В газетах пишут, Советы обвиняют нас в обстрелах их территории.
— Сами палят у границы, а на нас валят, — пробурчал Алексей, залезая под одеяло.
— Зачем? Цены растут как на дрожжах. Некоторые запасают продукты. Говорят, будет война.
Он не ответил, потому что уже провалился в сон.
Звонок телефона был подобен взрыву. Алексею показалось, что он лег в постель около минуты назад, но на часах было уже двадцать пять минут пятого утра. Он снял трубку и произнес:
— Слушаю.
— Алексей Викторович, — голос у Вайсберга был взволнованный, — полчаса назад с советской территории одновременно атакованы наши погранзаставы по всей границе. Советская авиация бомбит железнодорожные развязки и промзоны Новгорода и Пскова. ПВО Архангельска также отражает нападение с воздуха.
— Понял. — Алексей нажал на рычаг телефона и тут же набрал номер министерства.
Ему ответили почти сразу.
— Это Татищев, — обратился Алексей к снявшему трубку дежурному чиновнику, — срочно вызовите ко мне советского посла.
— Извините, господин министр, — ответил тот, — я как раз собирался звонить вам. Советский посол только что просил принять его. Он будет в министерстве через полчаса.
— Буду через двадцать минут. — Алексей положил трубку.
Он отбросил одеяло и начал быстро одеваться.
— Что-нибудь случилось? — спросила проснувшаяся жена.
— Пока не знаю, — сказал он. — Слушай радио. Если все плохо, ты скоро об этом узнаешь.
* * *
Через четыре часа он вошел в президентский кабинет. Там уже собрались те же люди, что пять дней назад, только теперь все сгрудились над картой, разложенной на столе для совещаний.
— Докладывай, — буркнул Оладьин.
О получении ноты об объявлении Советским Союзом войны Северороссии «в связи с непрекращающимися провокациями» Алексей доложил президенту еще три часа назад, как только кабинет Татищева покинул советский посол, Но он отказался приехать немедленно, сославшись на необходимость связаться с послами ряда держав. И вот теперь, закончив переговоры, Алексей примчался в президентский дворец.
— Великобритания, Франция, США, — начал он, — сообщили, что считают действия СССР агрессией и вручат соответствующие ноты советским послам. Рузвельт заявил, что внесет вопрос об исключении СССР на рассмотрение Лиги Наций. Черчилль предложил мне вылететь в Лондон для обсуждения программы британской помощи. Финляндия сообщила о начале формирования экспедиционного корпуса для отправки на фронт.
— То-то Сталин испугается исключения из Лиги Наций, — съязвил Спиридонович. — Эти остолопы на четвертый день войны в Польше еще обсуждали ширину железнодорожной колеи в Европе. Полный бардак, а не международная организация. Вряд ли это нам сильно поможет.
— Я тоже так думаю, — кивнул Алексей.
— Германия? — нетерпеливо спросил Оладьин.
— Ответа от фюрера еще нет, — произнес Алексей, — но немецкий посол высказался в том смысле, что конфликт между СССР и Северороссией — внутриславянское дело. Вряд ли он мог позволить себе такое, если Берлин еще не определил своего отношения.
— Немецкое радио передало, что Советский Союз предпринял ответные действия на провокации с нашей стороны, — вставил Вайсберг.
— Тогда, полагаю, вопросов нет, — вздохнул Алексей.
— Кстати, по советскому радио сказали, что война Объявлена в связи с нашим вероломным нападением на СССР, — добавил Вайсберг.
— Совершенно в их стиле, — процедил Алексей.
— Симферополь? — произнес Оладьин, недовольно пожевав губами.
— Посол ответил, что вопрос обсуждается, — быстро проговорил Алексей. — Крым будет верен союзническому долгу, но в связи с нападением Турции размеры его участия могут быть сокращены.
— Плохо, — выдохнул Маклай.
— Татищев, вылетайте в Лондон немедленно, — произнес после непродолжительной паузы Оладьин. — Принимайте любую помощь, какую они предложат. О ходе переговоров информируйте меня немедленно.
— Хорошо, — кивнул Алексей. — Какая ситуация на фронтах?
Он подошел к карте. Маклай тут же заговорил, одновременно показывая на карте:
— Сейчас бои идут по всей границе. Серьезного успеха противник пока добился только на вологодском направлении. Однако, по нашим данным, только первый эшелон войск противника превосходит по численности нашу армию в четыре раза. Есть еще второй, о нем сведений меньше. Но и он, очевидно, превосходят нашу армию не меньше чем в два раза. Мобилизация объявлена через пять минут после вашего звонка президенту, но завершится она только через месяц. Так что пока будем выматывать противника в оборонительных боях и отступать до укрепрайонов. А там… Да поможет нам бог.
— Сколько времени понадобится красным, чтобы дойти до укрепрайонов? — осведомился Алексей.
— До Новгородского, Вологодского и Псковского УРов — недели три-четыре, — мгновенно доложил Мак лай. — А если сдадим Вологду, после этого они выйдут на оборонительную линию Лодейное Поле — Пикалево. Понятно, что при таком соотношении сил думать о наступательных операциях пока не приходится. Я дал приказ в войска: боеприпасов не жалеть, солдат беречь.
На президентском столе тоненько запел телефон. Оладьин подошел к нему, снял трубку и произнес:
— Слушаю… Соединяйте… Здравствуйте, Сергей Станиславович.
Алексей догадался, что адмирал разговаривает с президентом Крыма Скрябиным. Выслушав какую-то длинную речь, Оладьин произнес:
— Благодарю вас, господин президент, — и повесил трубку.
Подойдя к столу, он тяжело оперся на него и произнес: