воды, сместили центр тяжести и тянули его ко дну. Нет ничего опаснее, если лошадь с седлом и вьюком ляжет на бок, не в состоянии принять прежнего положения оно тонет. Лучше всего было бы разрезать подпругу, но под рукой ничего не было.

— Тихо, мальчик, тихо, тихо… — бормотал Кай.

Он обхватил руками скользкое туловище, нащупал в воде пряжки подпруги и, уклоняясь от молотящих в воде копыт, освободил Рагнара от неповоротливой ноши. Тяжеленое седло удалось забросить на корягу, промелькнувшую где-то рядом, сумка пошла ко дну, шлем тоже исчез под водой, но потом неожиданно всплыл, будто мяч. Кай швырнул его в сторону берега.

Из воды показался круп и грудная клетка коня. Кай поймал в воде повод и, скользя сапогами в глинистой жирной чаче, начал тянуть его на себя, к берегу. Он пожалел, что не сбросил сапоги, они только мешали передвигаться. Рагнар, фыркая и хрипя, потянулся за ним и даже смог освободить передние ноги. Кай возликовал.

Тут бы надо было перехватить его, но у Кая не было ни корды, ни строп, ни других вспомогательных средств, и под собственным весом животное стало съезжать обратно в зыбучий ил. Вместо того чтобы поплыть, он продолжал искать ногами опору, встав на вертикальную свечку, и в один момент, начав заваливаться назад, с рыдающим ржанием полностью ушёл под воду. В следующий миг из воронки показалась голова, облепленная мокрой гривой, конь хватанул носом воды и начал захлёбываться. По глазам несчастного животного Кай понял, что тот сдаётся. Рагнар перестал грести.

Чуть ниже по течению Кай заметил застрявшую в корягах лодку, это было спасением. Он рванул к ней, и нащупав ногами дно, легко высвободил её из клубка рыболовной сети и веток. Вёсел в ней не было, но нашёлся шест.

— Сюда, Рагнар, держись, — Кай боялся потерять поводья. — Сейчас, сейчас, сейчас… — в панике повторял он.

Он забрался в лодку, потянулся, едва удерживая равновесие, и схватил Рагнара за уши, потом перехватился рукой за затылочные ремни и насколько можно вытряхнул воду из ноздрей ослабевшего животного. Тот не сопротивлялся, вода сносила его безвольное тело к середине реки, глаза его были полны горечи и страха.

— Ничего, мальчик, ничего, — подбодрил его Кай, потом затянул голову на борт лодки и начал выгребать на мелкое место, чтобы конь смог найти твёрдую опору.

Через десять минут, обессилившие, в грязи и тине, оба лежали на берегу. Кай отплёвываясь и едва шевеля ногами в стопудовых сапогах, подполз к лежащему на боку Рагнару.

— Ты цел?

Он смотрел в мокрую испуганную морду и думал о том, как же долго он ждал этого дня. Он знал, что никогда не забудет его. Именно в такие дни, пройдя сквозь страх, потери и обречённость, сказка соприкасается с реальностью. А ещё в эти дни по-настоящему живёшь.

Он перекинулся на спину и, успокаивая дыхание, подумал, что если повспоминать, то таких дней окажется очень мало. Их можно пересчитать по пальцам одной руки. И это печально. Потому что из таких дней должна быть соткана вся жизнь.

Глаза Рагнара, лежащего на боку, выражали те же самые мысли. И, наверное, если бы у него была возможность сказать что-то на человеческом языке, то он бы сказал, что этот день запомнит на всю жизнь. И таких дней можно сосчитать по количеству копыт на его ногах. А может и вовсе, это был первый в его жизни раз, когда человек стал ему не хозяином, не соперником, не мучителем, а просто другом. Ни в седле, ни с уздечкой, ни ради чего-то трудного… Просто чтобы носом тыкнуть в руку, просто чтобы доверять человеку.

Он коснулся руки Кая даже не губами, а кончиком ворсинок на губах.

Карна

Кай вернулся из «Счастливой подковы» часам к восьми и, незаметно пробравшись в свою комнату, скинул там узел с мокрой формой и сапогами. Перед дорогой всем хотелось понежиться в постелях подольше, и на его приход никто не обратил внимание. Он быстро раскидал мокрые вещи по вешалкам, слегка расправив измятую ткань, улёгся и тотчас провалился в счастливый сон с крылатыми чёрными конями.

Ему не суждено было досмотреть его до конца, потому что много ранее, с шести утра, начал реализовываться план Тори по дезинформации соседей. Разбудила их всех как раз Виталина Карловна Кикиморина.

Виталина Карловна вставала очень рано, иногда казалось, что она бодрствует круглые сутки, поскольку каждая минута снижения бдительности, например, сна, стоила ей утраты каких-нибудь новостей из жизни подъезда. Так или иначе, но в 9-30 сонную тишину квартир деда и Музы Павловны друг за другом прорезали длинные трели, а это значит, что Виталина Карловна удерживала внутри себя тайну не менее трёх с половиной часов. А это очень долгий срок.

Кай вышел первым, накинув на плечи покрывало, потирая сонные глаза и почёсываясь.

— Ой, ты прости меня, марципанчик мой, но тут Музпалне и Егоргеоргичу пришли телеграммы. Кажется, вчера… Не пойму, правительственные что ли? На-ка, глянь. Почему-то в мой ящик кинули. Это спасибо ещё я очень чутко сплю, я всю ночь глаз не сомкнула, я как чувствовала. Я ещё вчера весь день хотела спуститься, но ко мне приехали гости из Пскова, никак не могла вырваться…

Кай продолжал в молчании смотреть на соседку расфокусированным взглядом. За спиной Кикиморихи щёлкнул замок — это приоткрылась дверь квартиры Музы Павловны. В небольшом проёме, сверкая стёклами очков, в полумраке показалась фигура в толстом махровом халате до пят, с большим тюрбаном на голове. Голос восьмидесятилетней Музы Павловны проговорил:

— Доброе утро, Виталина Карловна, что случилось? Прошу прощения, я только из душа, боюсь просквозит, — голос Музы выдавал старческую одышку и покряхтывание.

Кикимориха стремительно развернулась и, вглядываясь в тень подъездных сводов, кинулась на голос, протягивая бланк телеграммы. Фигура двадцатилетней Музы Павловны отступила на шаг вглубь квартиры.

— Музпална, вот, волнуюсь за вас с Егоргеоргичем. Почтальон что ли новый? Ума не приложу. Пришли вам тут приглашения на приём старейшин нашего района. Так жаль… так жаль… Ах, пропустили… Здесь же сказано, «для получения наградных знаков и поощрений от Горсовета». Какая неприятность! — радостно закончила Кикимориха и снова развернула своё грузное тело к Каю, который, ничего не понимая в происходящем, уже практически снова погрузился в сон. Покрывало почти сползло с его плеч. Он молча протянул руку за телеграммой. Кикимориха рассматривала его голый торс совершенно бодрым взглядом, её пальцы цепко сжимали бланк, Кай потянул на себя, она не отпускала, ещё малейшее усилие