Он тронул грудную клетку. Как она расширилась за тридцатьдней! Да, здесь им нужно развивать легкие, чтобы вдохнуть побольше воздуха. Илисажать побольше деревьев.

— Понял, зачем я здесь? — сказал он. Огоньстрельнул. — В школе нам рассказывали про Джонни Яблочное Семечко. Как оншел по Америке и сажал яблони. А мое дело поважнее. Я сажаю дубы, вязы, иклены, и всякие другие деревья — осины, каштаны и кедры. Я делаю не простоплоды для желудка, а воздух для легких. Только подумать: когда все эти деревьянаконец вырастут, сколько от них будет кислорода!

Вспомнился день прилета на Марс. Подобно тысяче других, онвсматривался тогда в тихое марсианское утро и думал: «Как-то я здесь освоюсь?Что буду делать? Найдется ли работа по мне?»

И потерял сознание.

Кто-то сунул ему под нос пузырек с нашатырным спиртом, онзакашлялся и пришел в себя.

— Ничего, оправитесь, — сказал врач.

— А что со мной было?

— Здесь очень разреженная атмосфера. Некоторые ее непереносят. Вам, вероятно, придется возвратиться на Землю.

— Нет! — Он сел, но в тот же миг в глазах у негопотемнело, и Марс сделал под ним не меньше двух оборотов. Ноздри расширились,он принудил легкие жадно пить ничто. — Я свыкнусь. Я останусь здесь!

Его оставили в покое: он лежал, дыша, словно рыба на песке,и думал: «Воздух, воздух, воздух. Они хотят меня отправить отсюда из-завоздуха». И он повернул голову, чтобы поглядеть на холмы и равнины Марса.Присмотрелся и первое, что увидел: куда ни глянь, сколько ни смотри — ни одногодерева, ни единого. Этот край словно сам себя покарал, черный перегной стлалсяво все стороны, а на нем — ничего, ни одной травинки. «Воздух, — думал он,шумно вдыхая бесцветное нечто. — Воздух, воздух…» И на верхушках холмов,на тенистых склонах, даже возле ручья — тоже ни деревца, ни травинки.

Ну конечно! Ответ родился не в сознании, а в горле, влегких. И эта мысль, словно глоток чистого кислорода, сразу взбодрила. Деревьяи трава. Он поглядел на свои руки и повернул их ладонями вверх. Он будет сажатьтраву и деревья. Вот его работа: бороться против того самого, что может емупомешать остаться здесь. Он объявит Марсу войну — особую, агробиологическуювойну. Древняя марсианская почва… Ее собственные растения прожили столькомиллионов тысячелетий, что вконец одряхлели и выродились. А если посадить новыевиды? Земные деревья — ветвистые мимозы, плакучие ивы, магнолии, величественныеэвкалипты. Что тогда? Можно только гадать, какие минеральные богатства таятся вздешней почве — нетронутые, потому что древние папоротники, цветы, кусты,деревья погибли от изнеможения.

— Я должен встать! — крикнул он. — Мне надовидеть Координатора!

Полдня он и Координатор проговорили о том, что растет взеленом уборе. Пройдут месяцы, если не годы, прежде чем можно будет начатьпланомерные посадки. Пока что продовольствие доставляют с Земли замороженным, влетающих сосульках; лишь несколько любителей вырастили сады гидропоннымспособом.

— Так что пока, — сказал Координатор, —действуйте сами. Добудем семян сколько можно, кое-какое снаряжение. Сейчас вракетах мало места. Боюсь, поскольку первые поселения связаны с рудниками, вашпроект зеленых посадок не будет пользоваться успехом…

— Но вы мне разрешите?

Ему разрешили. Выдали мотоцикл, он наполнил багажниксеменами и саженцами, выезжал в пустынные долины, оставлял машину и шел пешком,работая.

Это началось тридцать дней назад, и с той поры он ни разу неоглянулся. Оглянуться — значит пасть духом: стояла необычайно сухая погода, ивряд ли хоть одно семечко проросло. Может быть, битва проиграна? Четыре неделитруда — впустую? И он смотрел только вперед, шел вперед по широкой солнечнойдолине, все дальше от Первого Города, и ждал — ждал, когда же пойдет дождь.

…Он натянул одеяло на плечи; над сухими холмами пухли тучи.Марс непостоянен, как время. Пропеченные солнцем холмы прихватывал ночнойзаморозок, а он думал о богатой черной почве — такой черной и блестящей, чтоона чуть ли не шевелилась в горсти, о жирной почве, из которой могли бы растимогучие, исполинские стебли фасоли, и спелые стручки роняли бы огромные,невообразимые зерна, сотрясающие землю.

Сонный костер подернулся пеплом. Воздух дрогнул: вдалипрокатилась телега. Гром. Неожиданный запах влаги. «Сегодня ночью, —подумал он и вытянул руку проверить, идет ли дождь. — Сегодня ночью».

Что-то тронуло его бровь, и он проснулся.

По носу на губу скатилась влага. Вторая капля ударила в глази на миг его затуманила. Третья разбилась о щеку.

Дождь.

Прохладный, ласковый, легкий, он моросил с высокого неба —волшебный эликсир, пахнущий чарами, звездами, воздухом; он нес с собой черную,как перец, пыль, оставляя на языке то же ощущение, что выдержанный старыйхерес.

Дождь.

Он сел. Одеяло съехало, и по голубой рубашке забегали темныепятна; капли становились крупнее и крупнее. Костер выглядел так, будто по нему,топча огонь, плясал невидимый зверь; и вот остался только сердитый дым. Пошелдождь. Огромный черный небосвод вдруг раскололся на шесть аспидно-голубыхосколков и обрушился вниз. Он увидел десятки миллиардов дождевых кристаллов,они замерли в своем падении ровно на столько времени, сколько нужно было, чтобыих запечатлел электрический фотограф. И снова мрак и вода, вода…

Он промок до костей, но сидел и смеялся, подняв лицо, икапли стучали по векам. Он хлопнул в ладоши, вскочил на ноги и прошелся вокругсвоего маленького лагеря; был час ночи.

Дождь лил непрерывно два часа, потом прекратился. Высыпаличисто вымытые звезды, яркие, как никогда.

Бенджамен Дрисколл достал из пластиковой сумки сухую одежду,переоделся, лег и, счастливый, уснул.

Солнце медленно взошло между холмами. Лучи вырвались из-запреграды, тихо скользнули по земле и разбудили Дрисколла.

Он чуть помешкал, прежде чем встать. Целый месяц, долгийжаркий месяц он работал, работал и ждал… Но сегодня, поднявшись, он впервыеповернулся в ту сторону, откуда пришел.

Утро было зеленое.

Насколько хватало глаз, к небу поднимались деревья. Не одно,не два, не десяток, а все те тысячи, что он посадил, семенами или саженцами. Ине мелочь какая-нибудь, нет, не поросль, не хрупкие деревца, а мощные стволы,могучие деревья высотой с дом, зеленые-зеленые, огромные, округлые, пышныедеревья с отливающей серебром листвой, шелестящие на ветру, длинные рядыдеревьев на склонах холмов, лимонные деревья и липы, секвойи и мимозы, дубы ивязы, осины, вишни, клены, ясени, яблони, апельсиновые деревья, эвкалипты —подстегнутые буйным дождем, вскормленные чужой волшебной почвой. На его глазахпродолжали тянуться вверх новые ветви, лопались новые почки.