Она схватила кучу платьев и отправила часть их в чемодан, адругую часть — в картонную коробку.

— Могу я помочь вам? — обратилась к ней Берта.

— Нет, — отрезала Жозефина, а потом, как будто подумавполучше, добавила: — Спасибо. — По ее голосу было ясно, что единственное, чтомогла бы сделать Берта, — это убраться отсюда подальше.

— Что вы собираетесь делать с завещанием? — спросила Берта.— Понадобится ваше свидетельствование.

— О, они смогут связаться со мной, когда я буду нужна. Мнесказали, что я поеду в тропики. Это вам не недельная прогулка. Мне придетсяжить на чемоданах. Я не могу даже взять большой чемодан, потому что придетсяпутешествовать на самолете. Так заманчиво, что я…

Берта Кул, пристально рассматривая Жозефину, прервала ее:

— Есть еще одна вещь, которую вы можете сделать для меня.

— Что же это такое?

— Я хотела бы кое-что узнать про Харлоу Милберса — про то,как он умер.

— Очень неожиданно, хотя он и чувствовал себя плохо днятри-четыре.

— Можете вы рассказать мне конкретно о проявлениях болезни?

— Да, конечно. Все началось спустя час, как он пришел вконтору. Сначала у него была страшная головная боль, а потом его стало сильнотошнить. Я предложила ему полежать немного на диване и отдохнуть. Он заснул нанесколько минут, но новый приступ тошноты разбудил его. Он стал жаловаться, чтогорло и рот его просто горят, я предложила вызвать врача. Тогда он решил пойтидомой и пригласить туда врача. Я позвонила доктору Кларджу, сказала, что мистерМилберс очень болен и просит приехать к нему домой.

— Вы поехали вместе с мистером Милберсом?

— Да.

— Что было дальше?

— Всю дорогу ему было очень плохо. Его все время беспокоилижелудок и кишечник. Когда мы добрались до дома, пришлось помочь ему выбратьсяиз машины. Водитель над нами посмеивался. Он решил, что бедный мистер Милберсслишком бурно праздновал накануне.

— Что вы сделали потом?

— Я помогла ему дойти до дома. Миссис Краннинг тоже вышла,чтобы помочь. Доктора Кларджа не было еще, когда мы приехали, он появилсяспустя пару минут — прежде, чем мы успели уложить мистера Милберса в постель.

— Что потом?

— Доктор пробыл около получаса и оставил больному лекарства.Он сделал ему укол, и мистер Милберс почувствовал себя лучше, хотя онпо-прежнему жаловался, что горло жжет и желудок дает себя знать. Потом емустало лучше и захотелось спать.

— Дальше?

— Доктор Клардж пришел снова в четыре часа пополудни. Сделалеще раз укол и сказал, что либо придется сидеть с ним всю ночь, либо надоотправить его в госпиталь, если ему не станет лучше. Он принес также лекарстваи пояснил, как их нужно принимать, сказал, что заглянет утром часов в восемь.

— Далее?

— Спустя двадцать минут после того, как он уехал, наступилконец.

— Кто находился в комнате в это время? Вы?

— Нет. Миссис Краннинг. Я спустилась вниз, чтобы выпитьстакан молока и съесть бутерброд. Я была так расстроена, с утра ничего не ела.Мы надеялись, что мистеру Милберсу станет лучше.

— Что было после того, как наступила смерть? Вы известилидоктора Кларджа?

— Да. Доктор Клардж пришел, но сказал, что он ничего уже неможет сделать. Он позвонил в похоронное бюро и предложил оповестить обо всемКристофера Милберса. Я послала телеграмму.

— Далее?

— После всего пережитого, хотя и было уже очень поздно, яотправилась в контору, чтобы опечатать сейф. Я была страшно расстроена. Думаю,поэтому я и попала под машину. Я не завтракала, не считая утренней чашечки кофеи стакана молока с бутербродом, — это все, что перепало мне за весь день. Я неуспела даже доесть этот бутерброд, когда миссис Краннинг позвала меня.

— Что сказал доктор о причинах смерти?

— О, вы знаете, что такое врачи! Они любят произносить уймумедицинских терминов с умным видом. Лично мне кажется, что доктор Клардж ровнымсчетом ничего не смыслит в этом деле. Я не могу припомнить всего, что онсказал. Он говорил, что произошло обострение гастроэнтерита печени и что-тоеще, что кончалось на «ит».

— Нефрит?

— Не знаю. Кажется, да. Но он назвал основной причинойобострение гастроэнтерита. Это я точно помню. Все остальное было для менякитайской грамотой, хотя, думаю, для него тоже.

— Где завтракал мистер Милберс в тот день? Жозефина Деллудивленно взглянула на Берту:

— Ну, разумеется, дома, я думаю. Именно для этого он держалмиссис Краннинг и Еву, и если вам интересно знать мое мнение, — продолжала она,— за те деньги, что он платил, еще он вынужден был и ждать, когда его соизволятнакормить. Хотя, конечно, это и не мое дело, и все уже в прошлом. Но меня мутитот одной мысли, что он почти все оставил им.

— И десять тысяч вам.

— Если он собирался что-нибудь завещать кому-либо помимородственников, — сказала Жозефина Делл решительно, — то я свои десять тысячзаслужила.

— Как долго вы служили у него?

— Почти два года.

— То есть по пять тысяч в год.

— Точно, — ответила Жозефина с неожиданно сильнымраздражением. — По пять тысяч в год. Серьезная компенсация за все, не так ли,миссис Кул? Хорошо, вы знаете далеко не все, и не обманывайте себя, что… ладно,все это уже не имеет смысла. Не могли бы вы оставить меня одну, мне необходимособраться?

— Тот человек, который был свидетелем, — спросила Берта, —его звали Больмэн?

— Да, так. Джерри Больмэн. Он был свидетелем происшествия и,мне кажется, хотел погреть на этом руки — у меня сложилось впечатление, что онспособен на такие вещи. Все-таки мне придется что-нибудь вынуть из сумки.

— Джерри Больмэн, — продолжила Берта, — мертв. Жозефинавзяла сверху из сумки какую-то вещь и положила ее на кровать.

— Так, с этим разобрались. Думаю, что обойдусь и одной паройтуфель.

Затем она достала из сумки пару башмаков и направилась кчемодану, потом неожиданно остановилась, повернулась к Берте и переспросила:

— Извините. Что вы сказали?

— Джерри Больмэн мертв.

Жозефина улыбнулась:

— Боюсь, что вы ошибаетесь. Я разговаривала с ним тольковчера днем, и потом он позвонил снова через два часа. Так, посмотрим. Если яположу…