Гэс забрал кроликов.

Это означало, что придется держать в чистоте их клетки. Это означало, что пятьдесят детей детсадовского возраста будут ползать вокруг него, требуя помощи, когда он занят работой. Это означало показывать, всем и каждому, как следует держать кролика, нежно гладить, и - не приведи Господь! - не позволять проскользнуть им под сцену, или за занавес, или под огромную груду складных стульев, которые упадут, если он не будет внимателен.

Он не стал упираться.

Но его глаза сказали Мери, что будет и на его улице праздник. Он своего не упустит.

Мери, казалось, постоянно на шаг опережала его.

Она была Марией в спектакле о рождении Христа. Она была руководителем хора ангелов. Репетировала с пастухами, показывала, как говорить, как смотреть, как ходить. Она взяла на себя незавидную задачу выбрать младенца Иисуса из присутствующих детей и не оскорбить чувств всех остальных мам.

Каждая ее минута была занята работой. У нее была мечта. Идеи. Она нарисовала декорацию, чтобы разместить ее на сцене, прежде чем кто-то успеет возмутиться по поводу ее творения.

- Крестьянские ясли, - думала она вслух. - И грубо срубленная деревянная кормушка. Ничего особенного. Зато для детей это будет выглядеть вполне реально. Если только... - Она с надеждой посмотрела на Гэса.

- Я сделаю ясли... и кормушку, - сказал тот. И он действительно сделал. В свободное от ухода за кроликами время он пилил, строгал, забивал гвозди и устанавливал на сцене декорации. И уголком глаза наблюдал за тем, как Мери металась от одного проекта к следующему, ободряла, помогала, смеялась, поддерживала.

Когда Гэс замечал, что она вдруг останавливается и с болезненным видом потирает спину, он откладывал молоток, молча подходил к ней сзади и начинал растирать ей спину.

В первый раз Мери от неожиданности чуть не подпрыгнула, издав нечто вроде тихого стона.

- Тебе лучше присесть. - Его руки ритмично двигались вниз по напряженным мышцам спины, затем поднялись по позвоночнику и снова вниз.

- Не могу, - выдохнула Мери. - Если сяду, засну. - Было уже поздно, и она провела весь день в школе.

- Зачем так надрываться? Это всего лишь обычный рождественский карнавал. И детям не нужны, например, «Ракеты».

Это была группа младшеклассниц, которые приехали в последнюю неделю, отчаянно надеясь сделать танцевальный номер, если только Мери порепетирует с ними.

- Это рождественский спектакль, - напомнил он, все еще нежно массируя ей спину, и она чуть ли не промурлыкала ему в ответ:

- Это городские празднования. Они становятся грандиознее с каждым годом.

- Да уж, - пробурчал Гэс.

Всю прошедшую неделю он строил ясли и кормушку и декорации для нескольких номеров из мюзикла.

Он не поверил, когда услышал от нее об этом в первый раз.

- Номер из музыкальной комедии.

Он пристально посмотрел на нее:

- Ты в своем уме?

- Мы не можем ограничиться сценой рождения Христа из традиционной библейской истории.

Он засмеялся.

Но она продолжила совершенно серьезно:

- У нас должны быть еще сцены, в которых участвовал бы каждый, кто захочет. Все возрасты. Вот зачем мы делаем «Серебряные колокольчики», «Зимнюю страну чудес» и «Снежного человека Фрости».

- Не могу поверить, - кипел он от злости, рассказывая об этом Бекки на следующий день.

- Да нет, ничего особенного, - сказала Бекки. - Я сама однажды была Снежным человеком.

Гэс совсем растерялся.

Но он не уступит и докажет Мери, что прав.

Разве для этого он собрал всех этих проклятых кроликов? Строил эти чертовы декорации? Появлялся каждый день после того, как заканчивал помогать Таггарту и Ною? Он считал для себя обязанностью довозить Мери до школы и приглашать ее на ужин или, приводя ее домой, самому готовить для нее.

- Не нужно тебе делать это, - каждый день твердила ему она.

Он отмахивался от ее слов. Неправда. Нужно. Для нее. Для них обоих.

Гэс отвозил ее на каждое занятие. Они даже не обсуждали это. Он заезжал за ней и приглашал на ужин в Ливингстон. Затем они вместе шли на занятия. Это стало само собой разумеющимся.

Гэс и Мери. Всегда вместе.

Гэс был в восторге, убеждая себя, что преодолел ее сопротивление.

Он одолел се.

Единственное, на что могла надеяться Мери, так это на то, что вся суета, все эти кролики и дети, хор ангелов, библейские старцы и парочка бывших учительниц со сватовством на уме одолеют его самого.

Монтана не была излюбленным местом Гэса, Она была в этом уверена.

Ему нравилось перемещаться в пространстве. Дорога манила его.

И не важно, что он сейчас говорит.

Но день сменялся другим, и вопреки ее надеждам и ожиданиям Гэс никуда не уезжал.

Он появлялся в школе и регулярно приглашал ее на ужин или, когда она отказывалась, отвозил домой и там готовил. Мери и не думала, что он умеет готовить.

Гэса не назовешь первоклассным шеф-поваром. Но он мог красиво накрыть стол. Даже цитировал отрывки о диетической пище для беременных женщин из книги, которую попросил у Кейт. Он даже стоял у нее над душой, пока она не выпьет все молоко!

Мери не потворствовала ему. Наоборот, иногда она, не обращая на него внимания, разбирала бумаги во время еды. Это делалось не специально. Просто ей приходилась успевать и на репетициях, и в школе.

Гэс говорил, что понимает ее, и упорно гнул свою линию.

Ухаживал за кроликами, говорил о них ужасные вещи, называя их Легкая Закуска, Тушеное Мясо, Фрикасе и Гусиные Потроха, и пообещал разобраться с ними по-настоящему после того, как все закончится.

Тем не менее он продолжал заботиться о кроликах и осторожно убеждал детей, что нельзя слишком крепко сжимать их. Не раз Мери заставала его, когда он показывал детям, как правильно держать кролика на коленях.

Ее поражала его мягкость. Увидев его сидящим на корточках с ребенком и кроликом на коленях, Мери была в восторге, а Гэс, заметив ее, подмигнул.

Она тут же вернулась к своей работе, но увиденное продолжало стоять перед ее глазами.

Чем бы она ни была занята, работала ли с группой «Снежный человек Фрости», играла ли Марию, репетировала ли с неуправляемым хором ангелов или пыталась снять лампочки и повесить на рождественскую елку, Гэс был рядом с ней.

Именно он молча протянул руку, забрал у нее лампочки и сказал:

- Я это сделаю сам.

Именно он вытер разбитый нос «волхву» Френки Стетсма после того, как тот запутался в халате отца и упал в кормушку.