Мэб нашла им приют в сиде Бруг-на-Бойн, возвела там свой дворец и стала править. Но в душе ее клокотала ненависть и она решила отомстить Титании за то, что та отняла у нее власть и учинила раскол среди нашего народа. Она выкрала котел Дагды, что кормит всех нас и сказала, что вернет его, только если Титания отдаст ей своего мужа Оберона.

Владычица Благих слишком любила власть, чтобы признать свое поражение. В те дни в сиде был голод. Мы охотились и порой брали пищу у людей, чтобы выжить.

Королева Благих послала Оберона и своего любовника Нетхана, якобы выкрасть котел. На самом же деле Нетхану было велено обменять Оберона на котел Дагды и немедленно вернуть в Бри-Лейт. Подданным же Титания сказала, что король сам вызвался вернуть нашу реликвию и не успел сбежать от преследователей Мэб.

Ее ложь была похожа на правду лишь до момента, как королева Воздуха и Тьмы стала присылать ей части тела короля. Двор возроптал, требуя возмездия для Мэб и возвращения Оберона и Титании пришлось развязать войну с Неблагими.

Короля в Бруг-на-Бойне так и не нашли. Спустя долгое время он вернулся живым и здоровым, однако он перестал быть тем солнечным королем, что был раньше. Ради мести он убил Мэб, но не учел, что сила королевы Воздуха, Тьмы и Кошмаров сочтет его походящим сосудом для себя.

С тех пор он обрел силу Неблагих и питается ужасом, так же как они. Он хотел убить и Титанию, однако вернулся уже в тот момент, когда та погибала от проклятья Мэб. Теперь Оберон хочет объединить дворы, чтобы все стало как раньше. Но Пророчица сказала, что не быть ему королем, пока не найдет себе королеву.

Оберон провел отбор среди самых высокородных сидхе и выбрал огненную фею Файбалу. Она была фрейлиной Титании и пыталась принять ее силу, когда та умирала, но королева не отдала ей свою эйель и земля сида Бри-Лейт не приняла такую невесту.

Король же был в ярости, когда узнал, что ему придется жениться. Ведь после предательства Титании и плена Мэб, он возненавидел женщин. Но вынужден был прислушаться к новому предсказанию Пророчицы. Она предрекла, что невеста его Величества полукровка и явится из Срединного мира. Когда все призванные землей сида вошли внутрь, древо Королей расцвело. Мы все это почувствовали. Избранница Оберона одна из вас. Когда он найдет ее, для фейри, наконец, вернутся былые времена. Оберон объединит дворы снова и Неблагих не будут больше презирать. Наконец наступит мир. Мы ждем этого дня.

Зеркальница вывалила на меня столько информации, что в зал, где нас собирались учить танцам, я вошла в глубокой задумчивости. Судя по тому, что узнала, мои проблемы гораздо масштабнее, чем я ожидала.

Даже если каким-то чудом мне удастся победить в отборе, я получу в мужья рьяного женоненавистника, от которого не придется ждать хорошего отношения. В лучшем варианте меня будут демонстративно не замечать, относясь как к предмету обстановки. В худшем… как бы он не начал мстить мне за то, что с ним сделали Титания и Мэб, за компанию, так сказать.

Как же быть? Сердце тянется к Оберону, а разум твердит: беги!

— А вот эта девушка определенно влюблена, потому что единственная меня не заметила! — раздался надо мной насмешливый звенящий голос.

Я смущенно подняла взгляд и еле сдержала возглас удивления: передо мной стоял отец. Стараясь не подавать вида, что узнала его, принялась сбивчиво бормотать какие-то извинения, но слушать меня не стали. Вместо этого, медноволосый сидхе объявил:

— Меня зовут Мидир и я буду наставлять вас всех в танцах. Пожалуй, с тебя и начну, пока ты тут не уснула от скуки. Как твое имя дева?

— Я Эйлин… Эйлин Даффи — произнесла и прикусила язык. Ну, кто меня просил называться девичьей фамилией Матери?!

— Эйлин… — задумчиво протянул фейри, впиваясь в меня взглядом зеленых глаз и затем, оглядывая головы до ног, а потом с беззаботной веселостью произнес — Что ж, посмотрим, как ты летаешь, птичка!

Мне показалось или в последнем слове таилось больше тепла и расположения, чем должно? Однако проанализировать происходящее мне не дали, обхватили за талию и закружили, в витиеватом, причудливом танце под неизвестно откуда взявшуюся музыку.

Фейри очень умело вел и двигался так легко и грациозно, будто летел, словно его тело не имело веса. Чуть позже я поняла, что Мидир применил ко мне свою магию. Поскольку ни чем иным не могла объяснить то, что уже на втором круге по залу, помнила и сама выполняла все положенные повороты и шаги.

— Твою мать зовут Морна, не так ли птичка моя? — весело подмигнув, шепотом спросил отец.

— Да — призналась, едва шевеля губами, чтобы остальные не видели, что я разговариваю с медноволосым танцором.

— Я не ошибся в нашу прошлую встречу. Ты действительно моя дочь. Я помню твою мать. Она великолепно танцует. Где она сейчас?

— Тебе ли спрашивать об этом? Где был ты, когда на нее обрушился гнев Титании? Теперь мама мертва и прах ее развеян над холмами.

— Ты не удивлена… почему?

— Она рисовала тебя. Там в Срединном мире, в ее доме в Лонгфорде, остались картины на которых вы вместе. Так почему ты не спас ее?

— Не обвиняй в этом меня. Я не знал. Время в Сидхейме идет медленно, а у вас быстро. Мне нужно было отлучиться на полчаса, а по времени ее мира я отсутствовал несколько лет.

— Это тебя не извиняет. Ты не заботился о ней.

— Моей вины тут нет. Не представляю, кем должна была быть и чем насолить Титании твоя бабка, если Морну убили. Наша жизнь вечна, ваша — мимолетна, как у бабочек. Помня это, мы стараемся не привязываться к созданиям Срединного мира. Я покинул твою мать, чтобы не привыкать к ней.

— И на ее чувства, тебе, конечно же, было наплевать… Мне не нужны твои оправдания, пусть совесть будет тебе судьей.

Какое-то время мы танцевали молча. Эльф над чем-то размышлял, а затем произнес:

— Обычно мы не нянчимся со своими отпрысками, но в память о матери, так уж и быть, пригляжу за тобой. Если хочешь жить, не смей никому в Сидхейме рассказывать о матери и обо мне, особенно Оберону.

— Ты так близко знаком с королем? — подозрительно спросила я.

— Оберон мой ближайший друг. А во времена, когда луна еще не родилась и над миром днем и ночью висел туман, он был моим учеником.

ГЛАВА 46

Мидир сменил партнершу, и я отошла в сторону, чтобы в одной из ниш, украшенных цветами, сесть на удобный диванчик и вдалеке от остальных справиться с эмоциями.

Девушки восхищенно смотрели на отца, поддавшись притягательной магии сидхе и мне до слез было больно смотреть на это. В каждой из них сейчас я видела мать. Именно так она и смотрела на него: влюбленно, преданно, с изумленным восхищением, будто на цветок, расцветший среди зимы.

Это страшно… То, как легко, небрежно, одним взглядом, жестом, просто присутствием эти создания умели нараспашку открывать двери в человеческие сердца. Чувствовали они при этом сострадание? Чувствовали ли вину? Вряд ли…