— Почему ты бросил меня, Эмануэл? Ты боишься или не хочешь составить мне компанию?

Тщательно взвесив возможные последствия и все же сбитый с толку, в конце концов я сказал то, что, как теперь с изумлением вижу, было правдой:

— Дело не в этом, Блондин, а в том, что мне нужно в Сеара. У тебя цель другая. Ты не торопишься, потому что, по-моему, тебе идти некуда.

Впервые он был похож на человека, потерпевшего поражение. Взглянув на меня, он опустил глаза, подобрал, лежавшую рядом щепку и огромными буквами нацарапал на земле слово: «Ресифи». Потом он спокойным голосом добавил:

— Я уже говорил тебе, моя цель — Ресифи. Да, я не тороплюсь, но мы можем совместить наши интересы и держаться вместе. Только без шуток, Эмануэл!

Поскольку я ничего не ответил, он поднялся с земли, уже начинавшей нагреваться, и мы, молча подобрав все, что несли с собой, тронулись в путь.

Мы оба устали и к тому же испытывали неловкость друг перед другом. Он шагал рядом, но без обычного для себя энтузиазма, глядя вниз, и лишь изредка поднимал взгляд, чтобы посмотреть вперед. Я, со своей стороны, сосредоточился на поддержании взятого темпа. В какой-то момент, не выдерживая тяжести своего мешка, он, кажется, решил поискать место, где бы остановиться, чтобы передохнуть, и в результате отстал. Оказавшись у меня за спиной, он высказал то, что оставалось недосказанным:

— Эмануэл, ты очень рисковал. Я мог выстрелить в тебя на рассвете. В темноте трудно разобрать, кто там маячит. В следующий раз будет лучше, если мы все обсудим в открытую. Ничего подобного не должно повториться, Эмануэл!

Я едва заметно кивнул в знак согласия.

Когда солнце стало припекать, Блондин начал ворчать. Я продолжал идти молча. Но скоро его недовольство переросло в светлую мысль:

— А почему мы не останавливаем попутку, блин?! Полно машин, которые…

Он перебежал на другую сторону шоссе, чтобы реализовать возникший в его голове план. Я обратил внимание на то, что у него была своя собственная манера голосовать, не такая как у меня. Улыбаясь, он немного наклонялся вперед и, оттопырив большой палец, энергично размахивал правой рукой. Первая машина, как и следовало ожидать, промчалась мимо, никак не отреагировав на призывные жесты Блондина. Я, давно потеряв всякую надежду на чудо, попытался его урезонить:

— Мир давно испортился, Блондин. И только мы вдвоем не в курсе. Здесь никто никому не поможет.

И сразу же получилось, что рассуждая так, я совершаю громадную несправедливость, потому что он тут же откликнулся с противоположной обочины:

— В таком случае, Эмануэл, скажи мне, не выкручиваясь, кто предложил подвезти тебя в тот чертов вечер недалеко от Сан-Паулу? Кто?!

Произнося эти слова, он улыбался, веря, что на свете не перевелись еще хорошие люди и другие — тоже, разумеется. И вся моя логика мгновенно рассыпалась. И, несмотря на все старания, я уже не мог разобраться, что он подразумевает под словами «хорошие» и «другие». Например, он сам — хороший человек или плохой?

Ответа на эту загадку не было. Не подлежало сомнению лишь то, что я шагал рядом с ним и видел, как машины проносятся мимо. Однако он не сдавался. Мне даже показалось, что его увлек сам процесс голосования и, как знать, может быть, доставлял ему удовольствие. Он старался так, что еще и слышно не было гула очередного автомобиля, как его рука с оттопыренным большим пальцем сама взлетала вверх, а лицо до ушей растягивала загадочная улыбка.

Так прошел весь остаток утра. Когда солнце стало еще более жарким, мы решили остановиться, поскольку по-настоящему устали. Перекусив и напившись воды в тени дерева, стоявшего у края шоссе, мы собрались немного поспать. Пока он клевал носом, я время от времени открывал глаза, чтобы проследить за его действиями. Вдруг он повел себя странно, начав привязывать к своей правой ноге длинный кусок толстой веревки. Потом, о, ужас, он нагнулся надо мной и провел несколько раз рукой у меня перед глазами, едва не касаясь лица. Убедившись таким образом в том, что я сплю, другой конец веревки он привязал к моей ноге. Я уже разгадал его замысел, но сделал вид, что во сне ничего не почувствовал. Его лицо одновременно выражало хитрость, удовлетворение и ребячью веселость. Так мы оказались связанными не только договором и судьбой, но и в буквальном смысле. Ни один из нас не мог убежать, не потревожив другого.

Вечером он толкнул меня в плечо и разбудил. Пора было вставать, и он был уже одет, хотя и продолжал лежать на спине, заложив обе руки за голову. Я вскочил и, намереваясь показать ему, что не попался на придуманный им трюк с веревкой, резко шагнул вперед, споткнувшись при этом о его ноги. Согнувшись на земле от хохота, он выкрикивал, довольный, как ребенок:

— Что происходит, Эмануэл? Какая муха тебя укусила? Куда это ты так торопишься?

Такого приступа хохота я еще не видел. И только тогда до меня дошло, что снова оказался обманутым. Он сначала развязал веревку и только потом толкнул меня в плечо, чтобы разбудить. Понятно, что все было именно так. Промолчав, я позволил ему думать, что не догадываюсь о его проделках.

Когда мы снова оказались на шоссе, заходившее солнце кое-где окрашивало закат в огненно-зеленоватые тона. На первый взгляд это было красиво, но вызывало чувство какой-то неясной тревоги. По правде говоря, я всегда боялся наступления ночи. Неуверенность, связанная с самой дорогой, усиливалась тем, что я шел в компании человека, не внушавшего мне ни малейшего доверия. Но я твердо знал: жара скоро сменится прохладой. И это было единственной поддержкой.

Вдруг, не проронив ни слова, Блондин снова начал голосовать. По одной и той же схеме он повторял и повторял свои попытки остановить машину. После очередного провала я сказал ему, что не стоит упрямиться, так как никто никого не любит, и что вообще я не верю в сказку о любви к ближнему своему как к самому себе. Блондин рассмеялся, но, тем не менее, не перестал, размахивая рукой, наклоняться и заглядывать в лицо каждому шоферу, проезжавшему мимо. Вдали появился белый автомобиль, мчавшийся на высокой скорости. Он был еще довольно далеко, когда Блондин, приблизившись к краю полосы, сделал знак водителю. Сначала показалось, что машина проедет мимо, но, подъезжая, она заметно снизила скорость и, остановившись чуть впереди нас на обочине, засигналила. Блондин, издав победный вопль и несколько раз подпрыгнув, бросился к машине.

Мне сначала даже и в голову не пришло сделать то же самое. Скорее испугавшись и растерявшись, чем обрадовавшись, я тупо стоял с открытым ртом, не в состоянии поверить в то, что все это происходит на самом деле. И только когда увидел, как Блондин, придерживая свои пожитки, быстро нырнул внутрь, я заторопился, но водитель уже на ходу ловко захлопнул дверцу. Я запомнил, как его пышные волосы упали ему на лицо, когда он кивнул мне, как бы говоря, что берет только одного. В мгновение ока машина исчезла. Однако Блондин все же успел высунуть свою голову и крикнуть: «Эмануэл, встретимся дальше!»

От автомобиля, только что находившегося в пределах видимости, но уже скрывшегося за поворотом, остался лишь стихающий рокот двигателя и тошнотворный запах жженой резины.