и свойством, которые не состоят ни в числе подданных, ни среди упомянутых в мирном договоре, то они находятся в иных условиях: нападение на них не может рассматриваться как расторжение мира (Цеполла, «Заключения», DCXC; Децио, «Заключения», DXXXI). Тем не менее отсюда не следует, как мы также сказали выше, что война по этому основанию не может возникнуть, но такая война возникает по новой причине.

XXXIV. Каким образом нарушается мир деянием, противоречащим тому, что предусмотрено в мирном договоре?

Мир расторгается, как мы отметили, и деянием, противоречащим тому, что предусмотрено в мирном договоре. Под таким деянием разумеется также и несовершение надлежащего действия в надлежащее время.

XXXV. Следует ли проводить различие между статьями мирного договора?

Я здесь не стану приводить разделения статей мирного договора на имеющие большее и меньшее значение. Все статьи, включенные в мирный договор, должны, по-видимому, иметь достаточно большое значение, чтобы подлежать соблюдению. Человеколюбие, преимущественно христианское, снисходительно отнесется к более легким провинностям, в особенности если они сопровождаются раскаянием, так что применимо следующее изречение:

Кто кается в содеянном, почти невинен тот.

(Сенека, «Агамемнон»).

Но чтобы возможно лучше обеспечить соблюдение мира, рекомендуется к статьям меньшего значения добавить примечания о том, что противоречащие им деяния не нарушают мира[1534] (см. выше, кн. II, гл. XV, пар. XV), или о том, что прежде чем прибегнуть к оружию, должно обратиться к третейскому судье. Последнее, по словам Фукидида, было предусмотрено в Пелопоннесском мирном договоре (кн. VII).

XXXVI. Что если предусмотрено также наказание?

По моему мнению, существует такое соглашение, если предусмотрено какое-нибудь специальное наказание[1535], я так считаю не потому, что я не знаю, возможно ли договориться, чтобы тот, кому нанесена обида, имел право выбора между наказанием и расторжением соглашения, но потому, что природа сделки требует того, что я сказал. Так оно на самом деле и есть и уже установлено нами выше (кн. III, гл. XIX, пар. XIV), да и подтверждено авторитетом истории, что мира не нарушает тот, кто после заключения соглашений не соблюдает последних, если они нарушены другой стороной; ибо он связан ими только под условием взаимного соблюдения их.

XXXVII. Что если необходимость создает препятствие?

Когда в каком-нибудь деле непреодолимая сила препятствует исполнению одной из сторон данного обещания, например, в случае гибели или похищения вещи, или невозможности возврата ее вследствие какого-либо случайного обстоятельства, тогда мир не будет считаться расторгнутым, ибо, как мы заявили, он обыкновенно не зависит от случайного условия. Но другая сторона может или выждать, если имеется какая-либо серьезная надежда на исполнение обязательства, или согласиться на возмещение стоимости вещи, или освободиться от соблюдения других взаимных или равноценных условий.

XXXVIII. Мир остается в силе, если это угодно потерпевшему

Разумеется, даже после нарушения соглашения невиновной стороне принадлежит право соблюдать мир, как поступил Сципион после совершения карфагенянами многих вероломных деяний (см. выше, кн. III, гл. XIX).

Никто не освобождается от исполнения обязательства путем нарушения последнего. И даже если оговорено, что в силу соответствующего деяния мир считается нарушенным, такая оговорка должна толковаться в интересах невиновной стороны, которая может пожелать ею воспользоваться.

XXXIX. Каким образом мир нарушается деянием, направленным против того, что составляет отличительную особенность мирного договора?

Наконец, мы сказали, что мир расторгается действием, противоречащим особой природе мира.

XL. Что подпадает под наименование союза дружбы?

1. Если что-нибудь совершено против дружбы, то расторгается мир, заключенный под условиями дружбы, ибо то, что между другими лицами требует обязанность одной только дружбы, здесь должно быть выполнено также в силу договора. И сюда – но отнюдь не ко всякого рода миру (ибо ведь бывают и договоры не ради союза дружбы, как нас учит Номпоний – L.Postliminu D. de capt) – я отношу многие вопросы, касающиеся правонарушений без применения вооруженной силы, а также вопросы причинения ущерба, представляющие предмет рассуждений ученых юристов, подходит сюда следующее положение Цицерона: «Если наносится оскорбление после примирения, то это рассматривается не как случайность, а как преступление и признается не неосторожностью, а вероломством» («В защиту Габивия»). Однако в таком случае, насколько возможно, не следует усматривать в деянии злостного характера.

2. Поэтому причинение вреда лицу, хотя и связанному узами дружбы со стороной в мирном договоре или являющемуся ее подданным, не будет считаться совершенным против самой стороны, если только такое деяние совершено не с явной целью нанести ей оскорбление.

Римские законы следуют этому правилу естественной справедливости в случае проявления по отношению к рабам жестокости (L item si cui, D. de iniur Instit § servis eod tit., Александр, «Заключения», II, № 3). Прелюбодеяние и посягательство на невинность приписываются скорее вожделению, чем желанию порвать дружбу, и захват чужой собственности влечет скорее обвинение в новом акте алчности, чем в нарушении доверия.

3. Разумеется, угрозы насилием, не вызванные никакой новой причиной, противоречат дружбе. Сюда я отношу возведение пограничных крепостей в целях не обороны, а нападения, а также чрезвычайный набор войск, если явно видно, что такие приготовления производятся для нападения на область не кого-либо иного, но того, с кем заключен мир.

XLI. Является ли деянием, противоречащим союзу дружбы, принятие подданных и изгнанников?

1. Принятие отдельных подданных, которые пожелают перейти из одного подданства в другое, не противоречит дружбе[1536]. Ведь это – не только естественная, но и полезная свобода, как мы сказали в другом месте (кн. II, гл. V, пар. XXIV).

К этому же я приравниваю предоставление изгнанникам убежища. Ибо у государства нет уже никаких прав в отношении его изгнанников, в связи с чем мы выше приводили выдержку из Еврипида. Персей у Тита Ливия (кн. XLII) разумно говорит: «К чему открыт простор изгнания, если у изгнанника на свете нигде нет прибежища?» А Аристид во второй речи «О Левктрах» заявляет: «Предоставление убежища изгнанникам – общее право людей».

2. Разумеется, не дозволено принимать под свою власть ни целые города, ни большие скопления людей, входящие составной частью в другие государства, как мы указали раньше[1537]. Не разрешается принимать тем более тех, кто благодаря принесенным клятвам или по иной причине обязан службой или рабской покорностью. Выше было упомянуто о том, что у некоторых народов введено сходное правило правом народов для тех, кто стал рабом в силу войны. Что же касается выдачи лиц, которые, не будучи изгнаны, уклоняются от законного наказания, то мы также говорили об этом в другом месте (кн. II, гл. XXI, пар. III и сл.).

XLII. Каким образом война может быть прекращена жребием?

Ставить исход войны в зависимость от игры случая – жребия, не всегда представляется дозволенным. Это разрешается лишь тогда, когда речь идет об имуществе,