– Идем, идем, я ведь не отстану. – И тут же прикрикнула: – Да оставь ты эти яблоки в покое, Олька! Ничего им не сделается. Успеем.

Она увлекла ее на теплую веранду, заставила надеть валенки, чтобы не замерзли ноги. Усадила в старенькое кресло у круглого столика, за которым летом собирались соседи-картежники. Накинула ей на плечи теплую клетчатую шаль. Поставила на стол две чайные пары, горячий чайник, сахарницу, заварник и плетеную корзинку с овсяным печеньем. Села напротив. Строго глянула на Ольгу.

– Ну! – сказала через минуту, когда в чашке уже дымился невозможно ароматный чай. – Чего молчишь? Рассказывай!

– Что рассказывать? – Оля схватилась за чашку, радуясь возможности спрятать взгляд.

– Все! Все, что тебя тревожит. – Алла Ивановна принялась загибать пальцы. – Все, что ты считаешь важным и что может другим казаться ерундой. Все, что считаешь невозможным рассказать из опасения быть непонятой. Говори, Олька! Иначе истлеешь. От мыслей, от печали, от одиночества.

– Я не одинока. У меня есть вы, – улыбнулась она вяло.

– Я-то есть, это бесспорно. Но ты даже рядом со мной одинока, Олька! А все потому, что молчишь. Надо говорить, девочка, надо говорить. Давай. – Алла Ивановна подняла свою чашку и чокнулась пузатым боком с Олиной. – Давай, девочка, выплесни свою печаль.

– Это не просто, – вздохнула Оля. Покусала губы и добавила тихо: – И это стыдно.

– Не тебе решать, – строго оборвала ее Алла Ивановна. – Говори.

Оля начала рассказывать. Обо всем: о жизни с больной матерью и бабушкой, о том, как их не стало и как появился вдруг отец, которого она никогда не знала. Как он умер внезапно. О Вадике и его странной смерти. И о Галкине с его жутким рассказом о прошлом ее отца. И о Георгии Окуневе рассказала, и о Степане. И о том, как они спорили первого января у нее на кухне. А потом внезапно исчезли.

– И не звонят, – пожаловалась она, – ни Степа, ни Окунев. А мне как-то странно теперь. Как будто они меня заманили на середину реки и бросили. А я и не знаю, какой берег ближе, в каком направлении плыть…

– Так, может, по течению, а, Оль?

– Что? – Оля подняла непонимающий взгляд.

– Я говорю, может, тебе попытаться пока плыть по течению, раз не знаешь, к какому берегу двинуться? Хотя, – Алла Ивановна удрученно вздохнула, – здесь тоже свои риски имеются. И камни подводные, и омуты. Ладно, это я так. Вот что я тебе скажу, девочка. То, что ты мне рассказала, удручает, но не настолько, чтобы считать, что твоей жизнью управляет какой-то рок и все теперь будет зависеть от него.

– А разве нет?

– Да ни черта подобного, – хохотнула Алла Ивановна и принялась доливать им обеим кипятку с заваркой. – Может, это они все от тебя зависят, а?

– Кто они?

– Все эти люди, которые вдруг стали появляться в твоей жизни. Может, ты оказалась на пересечении их интересов не просто так. Вдруг им что-то от тебя нужно? Что-то, о чем ты сама пока не знаешь?

– А как же быть?

– Надо узнать, что им всем от тебя нужно. Все просто! – Алла Ивановна, довольная, откусила половину пряника и забубнила с набитым ртом: – И отцу, который явился к тебе спустя столько лет. И Вадику этому, прости господи, гадкому. И менту бывшему. И…

– И что?

– И сдается мне, что это не последние персонажи в твоей жизни, Олька. Плюнешь мне потом в мое прекрасное лицо, но вот-вот появится кто-то еще.

– Господи! – Оля замахала руками. – Накаркаете еще, Алла Ивановна!..

И ведь накаркала.

Не успели они отработать и двух дней после праздников, как в Олиной жизни появился мужчина. Да такой, что даже Алла Ивановна не нашла в нем изъянов, как ни старалась.

– Да, Олька… И хотелось бы подвоха, да не виден он, – вздыхала она после ужина в ресторане, на который была приглашена в роли Олиной дуэньи. – Все в нем: и красота, и ум, и деньги, и власть. И холост ведь, Олька! Холост, что главное! Я тут попыталась пробить этого дядечку через своих знакомых…

– И что?

Оля спрятала счастливое лицо в пышный букет, боясь поверить, что жизнь, кажется, налаживается.

– А то, что не тянет он на очередного таинственного незнакомца, о котором я тебе говорила. Это точно не он! Ни единого темного пятнышка на биографии Александра Геннадьевича Гнедых. Чист как стеклышко. Никакого корыстного интереса у него к тебе нет и не может быть. У тебя скорее, чем у него. Страшно богатый мужик, имей в виду.

– Это его не портит.

– И я о том же. – Алла Ивановна ухватила белоснежную розочку за колючий стебель и потянула из букета. – Это я себе заберу, если ты не против. У тебя вон их сколько.

Оля поудобнее перехватила букет и зашагала к машине. От предложения Александра Геннадьевича развезти их по домам обе категорически отказались. Алла Ивановна на правах старшей подруги сочла, что для первого свидания пообщались достаточно.

– Теперь смотри не упусти его, Олька, – наставляла она всю дорогу, пока Оля везла ее домой. – За такого мужика надо держаться зубами и когтями. Иначе уведут!

– Алла Ивановна, о чем вы говорите! – Ольга притормозила у подъезда. – Он достаточно взрослый, чтобы быть серьезным и не поддаваться…

– Ой, я тебя умоляю, Олька! – Алла Ивановна ядовито усмехнулась и полезла из машины на улицу. – Что для них возраст? В общем, я тебя прошу: будь осторожна, дорогая. Кто знает, кого он бросил ради тебя. И что это за птица?

– Бросил? – Оля изумленно уставилась на Аллу, степенно поправляющую складки длинной бархатной юбки. – Ради меня?

– Может, и не ради тебя, это я так, к слову. Но ведь бросил же наверняка кого-то. Не один же он был все это время!

– Хорошо, пусть не один. А почему сразу бросил? Может, они расстались полюбовно?

– Я тебя умоляю, Олька! Кто же от такого счастья добровольно откажется? Так что будь осторожна, девочка. Будь все время начеку.

Она наклонилась к Ольге, сидевшей за рулем. Поцеловала ее в обе щеки, в лоб. Еще раз расправила подол длинной юбки и пошла прочь, поигрывая белоснежной розочкой.

Оля всю дорогу до дома мысленно с ней спорила. Нет, не мог этот Гнедых кого-то бросить. Не мог он сделать кого-то несчастным. Он такой славный, надежный, кажется таким порядочным. Интересно, он понравился бы ее отцу? Одобрил бы отец ее новые отношения? А они будут, отношения эти?

Да! Продолжению быть. Сегодня Гнедых весь вечер не сводил с нее глаз. Очень бережно держал ее в руках, когда они танцевали. На прощание поцеловал ее ладонь и сказал тихо, чтобы не слышала Алла Ивановна:

– Я тебя теперь никуда от себя не отпущу. Ты моя девочка.

Ах, как сладко заныло все внутри! Как заметалось сердце! Как запела душа! Теперь у нее все-все будет хорошо! И какие бы ужасные люди ни появлялись в опасной близости, ей теперь не страшно. Чего бояться, если у нее есть он.