– Чего я не знаю, мам?

Степа криво усмехнулся. Мать что же, до сих пор считает его желторотым юнцом? Думает, что, дожив до тридцати пяти, он сохранил подростковую наивность? Он не так прост, между прочим. Да и отец ему немало рассказывал.

– Ты не знаешь, что твой отец много лет назад совершил должностное преступление. Страшное должностное преступление, сын!

– Посадил невиновного, ты это имеешь в виду? – Степа слегка качнул головой. – Он посадил преступника, мам. Человека, который ограбил банк и был причастен к убийству охранника. Сам он его убил или подельники – не самое главное. Он был соучастником! И не пошел на сделку со следствием, значит, должен был сидеть.

– О господи!

Мать закатила глаза и качнулась, будто собиралась упасть в обморок. Степа испуганно шагнул к ней. Но тут же был остановлен ладонью, выставленной щитом.

– Мам, ты в порядке?

Он внимательно вглядывался в ее бледное лицо, покрытое густым слоем пудры. Мать плотно сжала губы и уставила задумчивый взгляд в пустоту. То ли жалела, что слишком разоткровенничалась, то ли ругала себя за слабость и слезы в его присутствии. Попробуй угадай, что там у нее в голове.

– В общем, так, – наконец, нарушила она тишину. – Ты сейчас даешь мне слово, что ни за что не полезешь в это дело и забудешь об этой девице раз и навсегда. Или…

– Или что? – перебил он, начиная закипать.

– Или я буду вынуждена просить кое-кого отстранить тебя от занимаемой должности. Ты знаешь, это в моей власти. Я смогу! – Она высоко задрала подбородок и окатила его таким взглядом, что он даже попятился.

Она сможет. У нее такие связи, такие возможности, что сломать ему карьеру для нее – щелчок пальцев. Хм, а не она ли приложила руку к карьере отца в свое время? Или тогда ее на это еще не хватило бы? Или он правда сам облажался?

– Хорошо, – скрипнул Степан зубами и пошел к выходу. – Я сделаю, как ты хочешь. Не стану вмешиваться в следственные действия и попрошу самоотвод.

– Вот и умница. – Мать нагнала его в холле, одобрительно похлопала ладошкой между лопаток. – Я сегодня обзвоню всех, кого нужно, распоряжусь относительно похорон. Будь на связи, сынок.

– Хорошо.

Степан надел пуховик, застегнулся. Подумал, нужно ли поцеловать мать на прощание. Решил, что не стоит: она отстранится, а он будет много дней жить с комплексом отверженного. Так уже было.

– Все, пока, мам.

Он открыл входную дверь. Шагнул за порог. Оглядел территорию. В сгущающихся сумерках снег на участке казался грязно-серым. Низкорослые елки диковинного сорта с нахлобученными снеговыми шапками стояли горбатыми уродцами. Мать отдала за них целое состояние. Спрашивается, зачем? Ни красоты, ни стати в этих деревьях.

Странно, что он подумал именно этими словами. Степа даже вздрогнул. Мать раньше так говорила о его отце.

– Ни красоты, ни стати в тебе, Галкин, – вздыхала она частенько с видимым отвращением.

Странно, что он сейчас об этом вспомнил. И тут же вспомнил еще кое о чем. Притормозил, оглянулся. Мать стояла у распахнутой настежь двери и смотрела ему вслед. Холодно, безучастно.

– Мам, хотел уточнить. – Он сделал шаг в ее сторону. – Ты какое должностное преступление имела в виду? Дело с ограблением банка или что-то еще?

– Почему ты спрашиваешь? – Она сразу занервничала, задергала плечами. – Какое это имеет значение? Тем более сейчас, когда его не стало!

– Ответь! – потребовал он, не отдавая себе отчета, что дико похож на нее сейчас. – Это дело Деревнина или?..

– Нет. Это совсем другая история, сынок. И тебе ее лучше не знать.

Захлопнула дверь, оставив его на заснеженной дорожке посреди участка.

Страшное должностное преступление. Страшное должностное преступление. Страшное. Должностное. Преступление.

Что она имела в виду, черт подери? Насколько он знает, отца уволили из-за того, что он выдвинул версию, ставящую под подозрение кого-то очень влиятельного.

Или нет? Или все началось гораздо раньше? Что за тайны скрывала кроткая улыбка его отца? Что он унес с собой в могилу? Надо бы навестить архив и порыться в делах, которые он вел. И к черту все обещания, данные матери. Он не сможет спокойно жить, пока убийца отца разгуливает на свободе.

А что касается Окунева…

«Не по зубам ему это дело, – подумал Степа, забираясь в машину. – Не по зубам».

Все праздничные дни со второго января Оля провела у Аллы Ивановны на даче. Они рано ложились, рано вставали. Шли в лес на лыжах или на старый перемерзший пруд, где катались на коньках. Еще Алла Ивановна, озаботившись ее измученным видом, таскала ее на дальние пешие прогулки.

– Тебе это жизненно необходимо, девочка, – без конца повторяла ее взрослая подруга, поправляя на Ольге шарфик. – Любой стресс лечится свежим воздухом. Любой!

Оля кротко улыбалась и не возражала, хотя была категорически не согласна. Исправить то, что стряслось в ее жизни, было невозможно. Она вообще не знала, как ей дальше жить. После всего того, что она узнала о своем отце. После предательства Вадика, после его смерти. После смерти странного человека, который навестил ее, когда умер Вадик.

Как ей со всем этим жить? Она чувствовала себя виноватой во всем, хотя вряд ли готова была в этом признаться до конца даже себе. Но разве дело не в ней? Разве не на ней замкнулась эта странная цепь событий? Ее никто не беспокоил, никто не звонил, ее не вызывали на допросы, но она все равно знала, что здесь есть ее вина.

И еще ей было страшно. Она без конца прокручивала безумные слова Галкина о том самом ружье, которое вдруг начинает стрелять. Бред, конечно, но вдруг и правда выстрелит!

Под Рождество Алла Ивановна затеяла пироги. Час колдовала с тестом, потом принялась греметь посудой, заготавливая начинки. Заставила Олю мариновать гуся, которого купила у частников. Оля безропотно подчинилась, но делала все как-то вяло, без конца роняла то перечницу, то солонку. И ползала потом по полу с тряпкой, подтирала.

– Так, все, хватит! – не выдержала Алла Ивановна, когда Ольга выронила миску с антоновкой, и яблоки разбежались по всей кухне. – Идем!

– Куда? – Оля выглянула из-под стола, куда нырнула за антоновкой.

– Идем, говорить будем, девочка! Или я…

– Что? – Оля подняла вопросительный взгляд. – Погоните меня прочь?

– Дурочка, – буркнула Алла Ивановна беззлобно. – Или потащу тебя к соседям. У них снова целая толпа гостей.

– Ой, нет! – перепугалась Оля перспективе быть чрезвычайно вежливой и вымученно улыбаться чужим шуткам. – Только не это!

– Тогда будем говорить, – кивнула Алла Ивановна.

Стащила с себя передник в ярких цветочках, швырнула его, скомкав, на подоконник.