Иногда в гости приезжал отец, но чаще я проводила время с сыном, Жюли и Реми. Лерой тоже приезжал. Почти каждые выходные он останавливался в отеле неподалеку и выбирался с нами на прогулку или просто заходил в гости. Лерой искренне старался стать для меня просто другом, но в этой его дружбе я постоянно улавливала нотки так и непрошедшей ко мне симпатии.

Но что могла дать ему я — девочка с пустым сердцем? Я разучилась чувствовать, доверять и мечтать. Но Лерой продолжал быть рядом, ничего не требуя взамен.

А потом он рассказал мне правду… Тимошка в тот вечер остался с Жюли, а я согласилась составить компанию Лерою и поужинать вместе. Мы сидели в уютном ресторанчике и мило болтали. Лерой что-то увлеченно рассказывал, а я в какой-то момент поймала себя на мысли, что вовсю его разглядывала. Взгляд скользил по его добрым с медовым оттенком глазам, ровному прямому носу, мягким губам и невольно спускался ниже к крепкой шее, могучим плечам и таким надежным рукам. Я уже давно потеряла суть беседы, но оторваться просто не могла. Тогда впервые я взглянула на него иначе, увидела не друга, а очень симпатичного мужчину. И Лерой это заметил. Неловкое молчание, прикосновение руки к моей ладони и первый поцелуй на прощание возле дома. Нежный, волнительный и на удивление приятный. А на утро Лерой решил, что строить отношения на лжи не для него. Именно тогда я и узнала об аукционе и той блондинке в кровати Тимура, о его визите в Париж и том ночном звонке, о Ермолаеве и о том, каким образом Черниговский узнал правду. Лерой рассказал все, хотя прекрасно понимал, что своими словами обрубал любую надежду на появление " нас".

Несколько недель я пыталась осознать эту информацию. Я злилась! Я рыдала! Я ненавидела отца за предательство! Лероя — за правду! Тимура — за то, что осознанно отказался от меня и сына, как две капли воды похожего на него.

Но если отца я сумела понять, Лероя — простить, то выбор Тимура я так и не приняла.

А пару недель назад Лерой предложил стать его женой…

¹ Мама! Мама! Реми здесь! Пойдем! Пойдем! — фр.

² Да — фр.

³ Самолет! Самолет! — фр.

⁴ Догоню! — фр.

⁵ Нет! Нет! Я умею бегать! — фр.

Пристегнула ремни безопасности и привела спинку кресла в вертикальное положение. Самолет шел на посадку. Уже виднелась снежная пелена, укрывающая город, как одеяло. Хотя на дворе стоял март.

Дата была выбрана неслучайно. Именно в эти числа они познакомились 25 лет назад. Боже, неужели любовь может жить четверть века? В моем случае, увы, она не продержалась и пары месяцев.

Меня никто не встречал. В последний момент поменяла билеты на более ранний вылет. Лерой и Горский были уверены, что прилечу ближе к вечеру.

Взяла такси и назвала адрес бабушки. Я нуждалась в тишине. Впереди ждало важное решение — ошибиться было нельзя.

В этой квартире я не была больше трех лет. Слой пыли, скопившейся за это время, лишь подтверждал догадки, что не только я. Мама тоже.

Мы все совершали ошибки. Иногда горячились и в споре говорили совсем не то, что думали, хотели посильнее задеть, уколоть побольнее и находили слова, которые били с размаха в самое сердце. Вот только запал быстро спадал, а обида оставалась. Слова, так легко вылетевшие сгоряча, потом тяжелым камнем висели на душе. Я, как никто другой, знала об этом.

Вот и мама никак не могла себя простить, что не успела помириться с бабушкой. Та пришла к дому Соболева, чтобы заступиться за меня, а мама, наговорив ей много лишнего, так потом и не успела извиниться. Сначала несчастный случай, а потом… потом было уже поздно.

Этого "поздно" боялась и я. С одной стороны, понимала, что нечего ждать, что думать нужно о себе и о сыне. Здесь и сейчас. Но с другой…

Лерой был со мной честен, а я с ним? Разве мое сердце когда-нибудь снова полюбит? А если нет? Я слишком хорошо относилась к Лерою, чтобы заведомо делать его несчастным. И все же ответить " нет" я не могла, как впрочем и "да".

Зашла на кухню и поставила чайник. Холодно, а я отвыкла от морозов. Пара чайных пакетиков и сахар. Как в ту ночь… с ним. Прислонилась к отключенному холодильнику и прикрыла глаза. Воспоминания. Это все, что у меня осталось. И как бы сильно я не хотела стереть их из памяти, они возвращались яркими пятнами в моей голове. Интересно, он счастлив? С той, другой. Без меня. Без нас.

Ответ казался очевидным, но до сих пор нестерпимо царапал по сердцу.

— Когда-нибудь это пройдет! — прошептала сама себе и достала из чемодана коробочку с печеньем, которое Реми уговорил взять с собой. Повертела ее в руках и, выключив так и не вскипевший чайник, выскочила из квартиры.

— Господи, Ксюнечка, ты ли это? — Алевтина Егоровна ничуть не изменилась за это время.

— Здравствуйте! — мне хотелось ее обнять, но отчего-то не хватало смелости.

— Иди ко мне, девочка моя, — разбила все мои сомнения женщина и первой раскрыла объятия. Я так скучала!

— Угостите чаем с малиновым вареньем? И, вот, — протянула коробочку, — с печеньем.

За три года, что мы не виделись накопилось немало тем для разговора, а потому одной чашкой чая мы не обошлись. Когда варенья в банке оставалось немного, а на душе стало значительно легче, Алевтина Егоровна все же решилась спросить то, что волновало ее больше всего:

— И кто же его отец, Ксюнечка? Не дело это ребенку отца своего не знать, себя вспомни.

Женщина держала в руках фотографию Тимошки и явно искала его сходство со мной. Но, увы, мой сын был точной копией отца.

— Он Горский, как и я, — сухо ответила соседке. Еще до рождения сына я перестала быть Мироновой и взяла фамилию отца.

— А отчество? — с печальной улыбкой тихо спросила Алевтина Егоровна.

— Во Франции в них нет необходимости, — понурив голову, ответила женщине. — Его отец бросил меня и женился на другой.

Соседка громко вздохнула и покачала головой, прижав руку к сердцу.

— Да как же так? Господи, Ксюнечка! Как же ты одна-то?

— Я не одна, — с уверенностью заявила женщине, а потом и сама вдумалась в свои слова. Я и правда больше не чувствовала себя одинокой. Еще три года назад в этом городе я была совершенно потерянной и никому ненужной, а сейчас у меня был сын, отец, мама, Лерой, Реми, Мироновы. И, наверно, все в жизни должно было случиться именно так, чтобы мы обрели друг друга.

— Любишь его все еще, да? — с чего-то вдруг спросила Алевтина Егоровна и пристально посмотрела на меня. — Можешь не отвечать, и так все вижу. Знаешь, как всегда говорила твоя бабушка?

В недоумении покачала головой.

— Что предназначено тебе, не возьмет никто.

— Значит, он был предназначен не мне.