Оставив жене нарисованную от руки карту – маршрут к гавани, – Жюль отправился на военную службу. Сначала он был лейтенантом резерва в Руане, а в январе 1940 года его поставили во главе противовоздушной батареи: усовершенствованная система радаров оповещала о приближении вражеских самолетов. В майскую ночь 1940 года, когда немцы перешли границу с Францией, Жюль находился в Бордо. Поначалу его батарее удалось сбить бомбардировщик «хенкель», но вскоре их окружили вражеские танки. Жюль приказал своим людям уничтожить все оборудование и топливо, которое они не могли унести с собой. Затем они перешли на другой берег Соммы и начали отступать вдоль русла реки.

22 июня французское правительство капитулировало. Жюль немедленно покинул расположение своей части, собрал группу из ста десяти офицеров, сержантов и гражданских добровольцев, и все они на борту польского судна Sobieski эвакуировались в Англию, чтобы присоединиться к «Свободной Франции».

Пока Жюль воевал, Ника с детьми оставалась во Франции. Единственным мужчиной в замке был толстый повар, но работы ему хватало: вопреки советам родных и друзей Ника распахнула двери замка для тянувшихся мимо беженцев, и вскоре в роскошных спальнях, где еще недавно Кенигсвартеры селили знатных гостей, ютилось шестьдесят человек. Прежде радиоприемник был для Ники источником любимой музыки, радиоволны доносили до нее из Америки джаз, но теперь стрелка постоянно оставалась на частоте международного канала Би-би-си. Ника слушала выступления старого друга Уинстона Черчилля, который почтил своим присутствием ее первый бал и частенько гостил в Тринге. Его клич: «Мне нечего посулить вам, лишь кровь, муки, слезы и пот… Вы спрашиваете, в чем наша политика? Победа – победа любой ценой». В какой мере принятое Никой решение остаться проистекало из отваги и гордости, в какой было попросту глупостью? Задним числом легко осуждать. Чего бы проще – бросить свой дом и бежать с детьми и теми пожитками, которые успеешь захватить! Элементарная предосторожность.

До Ники донеслась весть о том, как ее кузина Мари де Ротшильд едва успела выбраться из шато Лафит. Беременная вторым ребенком, Эриком, с двухлетней дочерью Беатрис на руках, Мари отбыла из Бордо на последнем корабле, и почти сразу же в ее имение вошли и захватили его нацисты[4].

Жюль передал Нике приказ уходить. Немцы приближались, она, еврейка, обречена. Тогда она быстро подготовилась к бегству, но уже не осталось кораблей, на которых можно было бы отбыть, прекратились коммерческие рейсы самолетов, бензин стал дороже золота – свой частный самолет Нике нечем было заправить.

Чтобы выбраться из Франции, требовалось получить выездные визы для себя, двоих детей, пасынка Луи, швейцарской горничной и французской няни. Чтобы лишний раз не тревожить мать, Ника дала телеграмму в Англию сестре Либерти. Но вся семья узнала об этом и ждала: доберется ли? Было известно, что немцы приближаются к замку, что дороги забиты отчаявшимися беженцами и шансы получить место хотя бы на палубе (не говоря уж о каюте) ничтожны. Розика описывала эти «дни агонии». В письме к сестре в Венгрию она рассказала об этом путешествии своей дочери:

«Жюль не мог покинуть свой пост под непрерывным огнем, но она прекрасно справилась сама: выехала в субботу на рассвете, в потоке беженцев из Бельгии и Северной Франции. Считалось, что до порта они доберутся за десять часов, а на самом деле понадобилось двое суток, и еда кончилась в первый же день: они поделились с изголодавшимися спутниками. Во вторник они были уже в Лондоне, а вчера, в среду, – здесь. Ника свежа, как ромашка, и все трое детей нисколько не утомились в пути. Рассказ Пики стоило бы записать: во всех перипетиях ей не изменяет чувство юмора. По дороге ей попадались англичане, которые рыцарски ей помогали, а в особенности она благословляет Армию спасения, которая поила тысячи беженцев горячим чаем. И так она это подает, словно вернулась с пикника».

Отчасти и этот рассказ помогает понять, почему Ника медлила с отбытием из замка. Ее с детства приучали не суетиться, растили эдакую невинную, не от мира сего девочку, овечку из сказки, которая прогуливается себе с корзинкой для пикника и знать не знает про козни серого волка-нациста. На документальных кадрах тех дней запечатлены пробки на дорогах – десятки тысяч людей пытаются добраться до порта, и сами гавани в состоянии хаоса, отбывающие суда переполнены беженцами, неприкрытый ужас на всех лицах. Но Ника знала, чего ждет от нее старинный мир Эштона: явиться домой «свежей ромашкой» и ждать дальнейших указаний от Жюля.

Через три дня после бегства Ники шато заняли немцы. Свекровь отказалась бежать вместе с Никой и внуками – ее схватили и отправили в Аушвиц на смерть. Та же участь постигла первую жену Филиппа де Ротшильда: ее арестовали на глазах у дочери и отправили в Равенсбрюк, где она и умерла.

Двое молодых Ротшильдов из французского клана ушли в 1939 году в армию, а в 1940 году попали в плен. Ален был ранен и захвачен уже в госпитале, а Эли, который отправился на фронт верхом, сдался с основной частью своего полка поблизости от бельгийской границы. Оба они пытались бежать. Эли перевели в Колдиц, а затем в Любек, в лагерь военнопленных. К счастью, их принимали за пленных офицеров, а не за евреев. Их кузен Ги пытался на корабле добраться до Англии, чтобы присоединиться к «Свободной Франции». Корабль был торпедирован, Ги ранило. Его спасли и отправили поправляться в Эштон-Уолд.

Усадьба трещала по швам. Сюда вернулся и кое-кто из бывших работников, чудом спасшихся из Дюнкерка. «Два брата горничной Айви вплавь добрались до середины Ла-Манша, шофер Виктор спасся вместе с нашим другом, ныне полковником, в утлой шлюпке», – отчитывалась Розика сестре. Хороших новостей было мало. Многие друзья, любимые с детства, погибли.

Дома, принадлежавшие Ротшильдам в Англии, были реквизированы для нужд армии или под приют для беженцев. В Уэддесдоне в гостевые спальни рядами составили кровати для эвакуированных детей. Принадлежавший Альфреду дом в Холтоне превратился в офицерскую столовую. Мириам посмеивалась: никогда не знаешь, кто нагрянет завтра. Один солдат оказался Кларком Гейблом («красивый», прокомментировала Мириам), за другого, Джорджа Лейна, она вышла замуж.

В 1940 году Виктор возглавил крошечный отдел в MI5 и занялся диверсиями и разминированием. Годы игры на пианино и разделывания лягушек наградили его ловкими пальцами. «Когда разбираешь зарядное устройство, – писал он, – пугаться нет времени. К тому же поглощает красота этого механизма с деталями швейцарских часов». Позднее Виктор признавался, что последний провод выдергивал, встав за стул: «Если потеряю руку или даже обе, не беда, но только не зрение». После войны он был награжден медалью Георга «за опасную работу в трудных условиях».

Мириам работала в Блетчи-Парк, в набранной Аланом Тюрингом команде дешифровалыциков. Однажды Мириам арестовали в ее уединенном домике на берегу в Уэльсе, заподозрив в ней вражеского агента: в коттедже обнаружились почтовые голуби, целый чемодан с кодами и мешок зерна. Тут же выяснилось, что голубей Мириам разводит по семейной традиции, а коды – всего лишь математические задачи, с помощью которых и она, и брат оттачивали свой ум.