В маленьком автобусике сидели две женщины, водитель читалгазетку. Я всунула голову внутрь:

– До Журавлева доеду?

Шофер отложил «Мегаполис» и буркнул:

– Десять рублей.

Потом поднял глаза и прибавил:

– Школьные проездные у меня недействительны, иди, девочка,на автобус.

Но я нырнула внутрь, отдала ему червонец и стала наблюдать,как машина заполняется пассажирами. То ли плохая, ветреная погода сыграла своюроль, то ли десять рублей не делали погоды в бюджете граждан, но минут черезпять «Газель» забилась до упора, а две женщины стояли, согнувшись, у двери.Впрочем, они скоро сошли, прямо у факела Капотни. Выволокли огромныекрасно-белые сумки и потянули их в глубь квартала. В открытую дверь ворвался резкийгул. Я никогда не была в непосредственной близости от факела, только виделаиздали его неровное, пляшущее пламя, и вот теперь оказалось, что он не простогорит, а еще издает жуткий звук.

– Вот горе-то, – вздохнула одна из пассажирок, глядя, кактетка, волочившая сумку, падает на снег.

– Вроде все в порядке, – успокоила я ее, – вон, встала.

– Хорош порядок, – заявил мужик, сидевший у другого окна, –харчи тянут, с ночи очередь занимать надо.

– Куда? – не поняла я.

– Зона тут, – объяснил мужчина, – говорят, Тамара Рохлина –та, что мужа пристрелила, здесь сидела.

– Никого она не убивала, подставили бабу, – заявил шофер.

– Ага, – хмыкнул парень в спартаковской шапочке, – белая ипушистая, прямо цирк.

Вмиг все пассажиры начали спорить, я молча смотрела в окно.Отчего-то в душу змеей вползла тоска. Гудящий факел, несчастные бабы спродуктами для заключенных, серый пейзаж…

Показался каскад блочных домов. Маршрутное такси замерло.

– Это Журавлево? – спросила я.

– Да, – ответила одна из пассажирок, довольно элегантнаядама примерно одного со мной возраста, – вам какой квартал?

– Почта нужна, 1317.

– Ой, как хорошо, – обрадовалась женщина, – вместе пойдем,вон туда, через пустырь. Я в этом доме живу.

Мы повернули вправо и потопали по большому пустырю.

– Всегда поджидаю попутчиков, – откровенничала спутница, –жутко одной через погост идти.

– Через кладбище?

– Ну да, вот оно, видите? Тут раньше деревня стояла, еерасселили, говорят, и могилы уберут.

Мы быстрым шагом миновали аллейку, по бокам которойвиднелись оградки, кресты, памятники, и очутились перед длинным блочным домом.

– Вот почта, – показала дама и исчезла в подъезде.

Я нырнула в отделение. Крохотная комнатка, где сиделапожилая, простого вида баба, напоминала сельский узел связи. Старомодныйкассовый аппарат, в углу кабинка телефона, на столе груда каталогов, а в центреэтой груды совершенно раритетная вещь – чернильница в стеклянном кубе ипривязанная веревочкой ручка с перышком. Я не видела подобных пишущихпринадлежностей с детства. Когда пошла в первый класс, то учительница требовалаот нас именно такие ручки, приговаривая, что только они помогут выработатькаллиграфический почерк. Полгода мы мучились, слизывая языком кляксы, потомродители хором устроили скандал, и нам разрешили пользоваться авторучками.

– Открыточки желаете? – ласково поинтересовалась баба,откладывая любовный роман. – К Восьмому марта есть, красивые…

Если учесть, что на дворе двенадцатое число первого месяцавесны, предложение выглядело весьма заманчиво.

– Это отправили от вас? – сунула я ей под нос телеграмму.

– Да, – ответила служащая, – а в чем дело?

– Адрес отправителя есть?

– Тайна почтовой переписки охраняется законом, –торжественно сообщила бабища.

– Милиция, – рявкнула я и продемонстрировала ей свое рабочееудостоверение.

– Так бы сразу и говорили, – заворчала тетка, вытаскиваястопку исписанных бланков, – вот она, ваша телеграмма, глядите.

Я уставилась на серую бумажку. Да, она. «Извини, вынуждензадержаться, приеду десятого марта. Богдан». Текст написан аккуратными, круглымибуковками, даже запятые расставлены, хотя, насколько я помню, вместо нихследует употреблять сокращение «зпт», а может, путаю – давным-давно неотправляла никому телеграмм, да и зачем это делать, когда есть телефон?

Под текстом также очень четко и аккуратно стоял адрес:Москва, улица Ударников, дом восемь, квартира семь. Королев Евгений Сергеевич.

Я села на табуретку. Ну и ну. Я случайно знаю, где находитсяэта улица – возле ВДНХ, или ВВЦ по-новому. В год, когда я поступала вконсерваторию, ездила туда почти каждый день. В большом кирпичном доме, номеркоторого за давностью лет выветрился из моей памяти, жил мой репетитор порусскому языку. Будущие студенты должны были писать на одном из вступительныхэкзаменов сочинение, и мамочка решила подготовить меня наилучшим образом.Однако зачем Королев Евгений Сергеевич отправился на край света, чтобы датьтелеграмму? Неужели в районе выставки не нашлось ни одной почты! Мог, в концеконцов, поехать в центр, на телеграф, какого черта поперся в Журавлево?

– Долго еще читать будете? – поинтересовалась баба. –Закрывать пора.

Я глянула на часы. Без десяти восемь. Не может быть, я вышлаиз метро без пятнадцати шесть.

– Ваши часы спешат.

– Ага, – совершенно не смущаясь, ответила служащая, – естьнемного, сейчас на самом деле четверть восьмого. Только народу нет никого, и непридут.

– Почему?

– Ночь на дворе, если кому надо – есть дежурное отделение, атут только один дом пока, но уже новые строят, скоро обрастем клиентами, –словоохотливо заявила баба и стала собирать сумку.